Передо мною стоят две задачи:
1. доказать что реформация это радикальный креационизм (автоматически получая ответ на вопрос – почему люди перестали верить в чудеса).
2. объяснить истоки реформации, понятой именно в таком формате.
Для начала необходимо обозначить, чем Манифестационизм отличается от Креационизма.
Cмысл манифестационизма состоит в том, что имманентная реальность воспринимается как внешнее выражение Божества, единосубстанциональное Ему самому. Мир видится как открытие предшествующего сокрытого, причем сокрытое наличествует (являет себя) в каждой открытой вещи. Из этого следует, что каждая вещь, каждое существо, каждое явление мира хранит в себе прямое присутствие трансцендентного Первоначала. Это присутствие может быть завуалированным и неочевидным, но в последней глубине оно наличествует везде….Манифестационизм утверждает мир, человека, явления и предметы (естественные или искусственные) как множество обнаружений спрятанной истины, чьим инобытием, непрерывно связанным с истоком, и является множество существ и вещей. В теологических терминах это иногда описывается как creatio ex deo, т.е. "творение из Божества" ……В манифестационистской модели не существует непроходимых пределов и неснимаемых разграничений. Между всем существует возможность многосложных метаморфоз, так как все состоит из единой ткани и организовано в соответствии с единым порядком
Творение ex nihilo (креационизм)
Важнейшим моментом религии Откровения, в нашем случае, христианства, является концепция "творения из ничто", ex nihilo. Важность этого момента для гносеологии состоит в том, что здесь впервые в древнем сознании строго разводится имманентное и трансцендентное, между миром и божеством утверждается неснимаемая, непреодолеваемая бездна. Мир отныне представляет собой нечто радикально иное, нежели Бог. Концепция Творения воспринимает сотворенное по аналогии с ремесленным объектом, чья природа фундаментальным образом отлична от природы его создателя (ремесленника). Природа Бога-Творца одна, природа сотворенного мира - радикально иная. И хотя изделие несет на себе отпечаток его создателя, никогда оно не имеет шансов слиться, отождествиться с ним, стать с ним единым и нераздельным целым
Таким образом, в язычестве мир был целиком и полностью чудесным, так как если «все во всем, ибо все есть одно» то нет никакой принципиальной разницы между человеком и, например деревом. Поэтому чудеса в древности это банальность, ведь имея одну сущность с миром можно самостоятельно принимать любой облик, превращаться в таракана и обратно, потом стать бамбуком, например.
С приходом креационизма ситуация с чудесами кардинально меняется. Разведя творца и тварное в разные уголки вселенной, мы на самом деле получили «мертвый» мир, где «душу» имеет только человек, соответственно, все метаморфозы (чудеса) автоматически становятся невозможными. Человек не может стать собакой или рекой, ибо жив только человек, весь остальной мир мертв. Никаких человеческих превращений, метаморфоз в «классическом» христианстве нет, в библии чудеса творит только бог.
Однако для человека традиции такой мертвый мир невыносим и немыслим, поэтому в чистом виде креационизм так и не смог утвердиться. Всеми силами (в рамках формального креационизма) человек пытался «оживить» мир, приблизить бога. Лешие, вампиры, иконы, таинства, святая вода, видения, чудесные выздоровления и другие элементы язычества были необходимыми условиями существования традиционного человека.
Именно потому, что «классическое» Христианство не смогло полностью избавиться от язычества, концептуально разные манифестиционизм и креационизм объединены в одну парадигму «Премодерна».
Радикальный Креационизм
Рене Генон указывал на то обстоятельство, что протестантизм в сфере религии был прямым аналогом наступления парадигмы Нового времени в сфере культуры, философии, науки. Оба эти явления представляли собой переход к новой модели понимания мира, человека и их взаимоотношений. Протестантская религия имеет дело с рассудочным индивидуумом, отрицающим авторитет традиции, полагающимся на собственное критическое толкование Священного Писания. Природа же рассматривается в крайне креационистском духе - как отчужденный и механический аппарат, созданный Творцом и предоставленный самому себе, имеющий смысл простой декорации, на фоне которой разворачивается сугубо человеческая моральная драма выбора. Отсюда доминирующая у протестантов теория "предестинации", согласно которой Бог никак не вмешивается в свое творение после того, как изначальный процесс завершен. Далее же действуют простые причинно-следственные механизмы.
Протестантизм
Критика Лютером схоластов и Аристотеля исходит из предпосылки того, что здесь мы имеем дело с "завуалированным язычеством", предполагающим оживленность Вселенной, качественное содержание у органической природы. Лютер критикует остаточный манифестационизм схоластики в духе раннехристианских авторов, полемизировавших с языческим окружением (вожди Реформации сделали из такого концептуального хода систему).
Гиперкреационизм
С парадигматической точки зрения Реформация акцентировала крайний креационизм, воспроизводя в новом историческом контексте средневековый номинализм. Бог-Творец выносился настолько далеко за пределы мироздания, что оказывался лишенным качеств, чисто трансцендентным началом, не имеющим с сотворенными существами никаких прямых отношений. Он воспринимался как механик, часовщик, который однажды запустил сложный механизм, а затем предоставил его самому себе. Церковные таинства в протестантизме ликвидировались, само представление о Христе сводилось к некой образцовой человеческой личности. Если его божественность эксплицитно и не отрицалась, она виделась как совершенство морального начала. Здесь парадигма луча, свойственная в разной степени всем религиям Откровения, доводилась до радикального предела.
Таким образом, протестантизм, как это ни парадоксально, это «идеальный» креационизм без примесей язычества. И на этом этапе, вполне логично, чудеса действительно исчезают, объявляются бабушкиными сказками, традиционный человек начинает высмеиваться Рабле и Сервантесом. В мертвом причинно-следственном мире, где А=А чудес быть не может.