Забавно.
Вот что пишет историк, к.и.н. Д.М.Еремеев
Человек, бесспорно, богато и разносторонне одаренный, можно даже сказать, гениальный, Мухаммед обладал и поэтической жилкой. Но .если прежние поэты — язычники, пели о свободной жизни бедуина, об удачной охоте, сражениях, любви, пророк запел о боге, рае, аде, восхваляя Аллаха единого и проклиная «многобожников».
В Сире, «Жизнеописании посланника Аллаха», сказано, что первые откровения он получил в пещере под Меккой, где уединялся для поста и молитв: там его посещали видения и он услышал голос Бога, приказавшего ему проповедовать новую веру.' Это боговдохновление было не в диковинку арабам, по представлениям которых творчество всякого поэта инспирировал особый дух, или джинн.
Дар поэта особенно проявил себя в мекканских проповедях Мухаммеда, когда главный упор он делал на убеждение своих слушателей силой ораторского искусства. В Медине, где пророк выступил уже больше как законодатель, правитель, судья, поэтичность сур отходит на второй план. Здесь основной задачей стало формулирование различных распоряжений, юридических и нравственных канонов. И хотя и в Медине все это подается как повеления Аллаха, «глас божий», суры становятся суше, язык — менее образным, стиль, как бы мы сказали сейчас, канцелярским, рифма почти не ощущается, да она и не нужна в этих зачастую весьма прозаических по содержанию установлениях. Правда, и в мединских сурах, как почти у всех проповедников новых вероучений, преобладают притчи, поучительные сравнения, риторические вопросы.
Яркую образность мекканских сур тонко ощутили Пушкин и Гёте, которых они вдохновили на стихотворные «Подражания Корану». Критически относясь к содержанию «книги пророка» как к «собранию новой лжи и старых басен», Пушкин отмечает силу и поэтичность их изложения. Давая вольный перевод аята о строении Вселенной (22:64):
Земля недвижна; неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой,—
он отмечает: «Плохая физика, но зато какая смелая поэзия!».
Поэтика и язык Корана мекканско-го периода генетически связаны с доисламской арабской поэзией. Но особенно близки они, по мнению И. М. Фильш-тинского, к стилю прорицаний ка-хинов — древнеарабских жрецов-гадателей1. Произнося шаманские заклинания, исполняя языческий ритуал, они пользовались ритмической и рифмованной прозой (садж), от которой ведет свое происхождение простейшая метрическая форма арабского стихосложебо стихами, либо ритмизованной прозой широко распространилось в Аравии еще в период джахилийи. К этой манере высказываться прибегали не только поэты и жрецы, но зачастую и простые кочевники. Возможно, считают некоторые исследователи доисламской поэзии, арабская метрика возникла именно у бедуинов, когда они во время перекочевок что-либо напевали: ритм стиха складывался в такт мерной поступи верблюда.