Форум портала "Наука и религии мира"

ОСЕВОЕ ВРЕМЯ РЕЛИГИЙ Булат Владимир Владимирович

Re: ОСЕВОЕ ВРЕМЯ РЕЛИГИЙ Булат Владимир Владимирович

Сообщение ladimir » Вт мар 05, 2013 07:56

Когда мы рассматриваем религиозную историю Римской империи I-III веков, приходится сталкиваться с представлением об этой эпохе, как о периоде быстрого и победоносного роста христианства, которому не в силах были помешать периодические гонения, а все иные верования выглядят переживающими глубокий кризис и исчезающими. Это ошибочная точка зрения, поскольку именно первые три-четыре века нашей эры были периодом расцвета конкурирующих с христианством восточных религий, пришедших в Рим из восточносредиземноморских государств II-I веков до н.э., либо сформировавшихся в восточных провинциях Римской империи уже в первые века нашей эры. Культ Исиды и Осириса распространяется по всему Восточному Средиземноморью, а затем – и в Западной Европе (вплоть до Рейна и Британии). Еще в IV веке до н.э. первый храм Исиды был построен в афинском Пирее, а во II веке до н.э. – на острове Делос, в том же веке культ Исиды известен в Южной Италии: храмы появляются в Риме, Помпеях, Беневенте и других городах. Культ Исиды играет самостоятельное значение, выделяясь из культа Сераписа-Осириса и Исиды. Образ Исиды – любящей матери и страдающей женщины, жертвующей собой во имя мужа и сына, несомненно, оказал определяющее влияние на сложившийся гораздо позже христианский культ Богоматери (в православии и других восточных церквях – после III Вселенского Собора 431 года, а в католицизме в VI веке). Уже в Средние Века статуэтки Исиды сохранялись как реликвии в церквях Сен-Жермена и Кельна (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 570). Культ Сераписа, основанный первым царем династии Птолемеев – Птолемеем I Сотером в начале III века до н.э. при содействии известного Манефона и афинянина жреческого рода Тимофея. В образе Сераписа происходило преобразование традиционных древнеегипетских верований в монотестическую религию ипостасного типа. Серапис был судьей в загробном царстве (точнее, Осирис стал его ипостасью), он – повелитель стихий (особенно, водной стихии), бог солнца, спаситель от несчастий, предсказатель будущего и целитель больных (в этой функции Серапис близок Имхотепу – верховному сановнику фараона Джоссера (XXVIII век до н.э.)) (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 427). Культ Сераписа также имел определенное распространение за пределами Египта, но гораздо меньшее, чем его супруга – Исида, преимущественно в Палестине и Сирии. В первые века нашей эры расцвет переживает финикийская культура. Тир, Сидон и другие города Леванта сохраняют свое экономическое и транзитное значение, будучи конечными пунктами на огромном Великом Шелковом Пути. Именно в эту эпоху арамейский алфавит – происходящий от финикийского – проник далеко в Среднюю Азию, и на его основе возникают алфавиты многих народов Азии (вплоть до уйгуров и позднейших монголов). Поскольку речь зашла о всемирно-цивилизаторском значении финикийской культуры, необходимо упомянуть о финикийском алфавите. См. таблица АЛФАВИТЫ.
Изображение
(составлена на основе: Гельб И.Е. Опыт изучения письма. М. 1986; Гладкий В.Д. Древний мир. Донецк,1997. Т 2, с 36-38; Дирингер Д. Алфавит. М., 2004).

Алфавитные системы письма, по всей видимости, возникли на основе египетских упрощенных типов письма с консонантными знаками около XIX-XVIII века до н.э. Древнейшим алфавитом можно считать библский, от которого произошел ханаанский, с которым связано т.н. синайское письмо (вероятно, им пользовались мадианитяне и какие-то группы хурритов, проникшие в регион); финикийское письмо возникло на его базе в XIV веке до н.э., а на его основе – арамейский алфавит, который стал основой множества других алфавитов, в том числе алфавитов, использовавшихся религиозными общинами: в III веке до н.э. возникает еврейское т.н. «квадратное» письмо, в I веке н.э. – письмо «эстрангело», которое стало использоваться сирийскими христианами; в том же веке гностическая секта мандеев, почитавших Иоанна Крестителя, создала свое письмо на базе арамейского алфавита; в III веке иранские гностические секты манихеев и язданитов также создают свои алфавиты на базе арамейского; после выделения в V веке конфессий несториан и монофизитов-якобитов, а в VII веке монофелитов, эти церкви выработали свою письменность на базе алфавита «эстрангело». Арабское завоевание VII века привело к тому, что сирийские христиане восприняли арабский язык (впрочем, различные арабские племена – к примеру, итурейцы – проникали в Сирию ранее начала нашей эры) и создали на базе арамейского алфавита письменность каршуни. В целом алфавитами, возникшими на базе финикийского, в настоящее время пользуются более 50% населения Земли. Грекоязычный финикийский автор Филон Библский (64-141) на основе мифологической поэмы тирского жреца Санхонйатона, жившего где-то в XIV веке до н.э. (его имя может быть связано с древнеегипетским атонизмом), создал целую религиозно-философскую систему, соединив традиционные финикийские верования с греческой философией. Согласно его космогонической системе, первоэлементами были воздух и хаос, от которых произошли ветер и желание, породившие первобога Мота. Мот символизировал диалектическое единство жизни и смерти (в этом образе тоже можно усматривать тип умирающего и воскресающего бога) и породил все остальные элементы мироздания. В результате вселенской катастрофы – пожара (идея мирового пожара уходит корнями в финикийскую мифологию и даже была позаимствована у финикийцев греческими стоиками) возник космос и появились живые существа. От ветра – Колпия и его супруги Баау родились Айон («вечность») и Протогон («перворожденный»), их детьми были Генос и Генея (порождающие существа), которые дали начало следующему поколению богов. Так на свет родились Эльон («Всевышний»), который погиб растерзанный вепрем (влияние культа Адониса), и Берут («Договор») – покровительница города Берита (современный Бейрут). Очередное поколение богов – детей Эльона и Берут – Уран-Баалшалем и Гея-Арцай, которые породили шестое поколение богов: Илу, Кроноса, Бетэля, Дагона, Атласа, Зевса, Демарунта, который породил Мелькарта. Илу восстал против Баалшалема, победил его и породил седьмое поколение богов (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 458-459). Подобно Яхве финикийский Эльон имел непроизносимое имя, которое шифровалось тремя буквами ИАО (Финикийская мифология. СПб., 1999, с 39). Рядом с Сирией – в арабско-арамейской Пальмире в I-III веках существовал монотеистический культ Баалшамина, возглавлявшего две триады (или одну триаду с дублированными именами богов), которые состояли из верховного бога – «Того, чье имя благословенно в вечности» и двух богов дня и ночи – Аглибола (бога Луны) и Малакбела (бога Солнца), которые играли роль двух суточных ипостасей Баалшамина (Малакбел-Йарихбол, видимо, играл роль ангела – посланца Баалшамина. Сам Баалшамин именуется «великими, милосердным, добрым и воздающим», что указывает на этический характер культа (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 459-460). Таким образом, если бы Пальмира смогла отстоять свою независимость от Рима в 273 году, а тем более сохранить свои завоевания в Малой Азии, Сирии и Египте, на Ближнем Востоке могла возникнуть достаточно мощная монотеистическая религия, сходная с иудаизмом периода второго храма, но при этом достаточно терпимая к культам других семитских богов (впрочем, эти боги могли осмысливаться, как второстепенные божества в зороастризме, ставшие ангелами). Около 200 года в Римской империи повсеместно распространяется культ сирийского бога Элагабала – «Бога Горнего». Культовый город Элагабала – Эмоса, где в его честь воздвигнут огромный, богато украшенный храм. Сам Элагабал почитался в образе большого черного камня конической формы, закругленного снизу и островерхого (аэролит); адепты культа верили, что он упал с неба и был нерукотворным изображением Солнца. Для культа Элагабала характерны пышные, оргиастические мистерии (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 659). Римский император Авит Варий Бассиан (218-222), принявший имя Марка Аврелия Антонина, – дальний родственник императора Септимия Севера, стал жрецом культа Элагабала, и поэтому он больше известен как тезка этого бога – под именем Гелиогабал. В Риме, на холме Палатин Гелиогабал построил храм Элагабала-Бога Горнего и попытался ввести его в ранг верховного бога римлян. Здесь были собраны самые священные для римлян предметы: палладиум Афины, анцилии (щиты Салиев), огонь Весты, которым теперь пришлось отступить на второй план перед изображением черного камня, обозначавшего солнечного бога. Здесь император, называвший себя sacerdos amplissimus dei invicti Solis Elagabali, каждый день совершал богослужение в сирийском костюме, с подведёнными глазами и бровями, с набелёнными и нарумяненными щеками, в присутствии всех должностных лиц Рима. В заключение император исполнял священный танец под аккомпанемент инструментов и пение хоров девушек, сопровождавших гимны оргиастическими телодвижениями и верчением вокруг алтарей. Не довольствуясь обыкновенными религиозными церемониями, Гелиогабал устроил торжественное венчание своего бога с привезённой из Карфагена богиней Танитой. Надо отметить, что множество гадостей, написанных о Гелиогабале в «Истории Августов» в начале IV века, является преувеличением (многие сюжеты откровенно списаны с трудов Тацита и Светония). Еще одним центром создания монотеистического культа стал Гелиополь (современный Баальбек в долине Бекаа, в Ливане), где почитался Баалшамин (его образ был в эллинистическое время синкретизирован с образом Зевса Гелиополитанского). В Баальбеке сохранился в руинах грандиозный храмовый ансамбль римского времени, состоявший из пропилеев, богато украшенных резьбой дворов (в одном из них открыты остатки большого алтаря), Большого храма (т. н. храма Юпитера), хорошо сохранившихся Малого храма (т. н. храм Вакха или Меркурия) и круглого храма (т. н. храм Венеры) с 4-колонным портиком. Вероятно, Баалшамин-Зевс имел три ипостаси: Бога-Отца, Бога-Вестника и Богини-Матери. К местной традиции относится сказание о том, что в глубокой древности образ Зевса Геополитанского был доставлен в Гелиополь из Египта (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 459). Еще один Баалшамин почитался в селении Долихе в Коммагене (на севере Сирии) под именем Юпитера Долихенского. Этот монотеистический культ получил большое распространение по всему Восточному Средиземноморью, и для него характерны мистерии и церковная организация, сходная с общинами ранних христиан (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 459). Не смотря на формирование монотеистического иудаизма, христианизацию и последующее мусульманское завоевание, культы сирийских, ханаанских и финикийских богов продолжали существовать. В палестинском городе Йамния еще во II веке до н.э. местное население поклонялось богу Хорону в образе сокола (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 596), культ Баалшамина процветал в Эдессе в V веке н.э., а еврейский автор XII века Вениамин Тудельский видел в финикийских городах изображения древних богов (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 460). Таким образом, только в Сирии и Египте в интересующий нас период (I-III века н.э.) формируются монотеистические культы Сераписа, Баалшамина и Элагабала, которые заметно конкурировали с культом Яхве (даже если согласиться с современными израильскими историками, которые утверждают о распространении по всему Восточному Средиземноморью групп «себоменой» (букв. по греч. «почитатели»), эти почитатели вовсе не обязательно были полуиудаистами, а принадлежали к прозелитам вышеперечисленных монотеистических культов). Все эти монотеистические боги могли претендовать на отцовство в отношении к Иисусу Христу, все они имели культовые центры, священные писания, древнюю традицию, и если бы на месте апостола Павла оказался сириец – адепт культа Баалшамина или Элагабала, формирование «ветхозаветной» составляющей христианства выглядело бы иначе: Богом-Отцом мог стать не Яхве, а Баалшамин. Неизбежно присутствие в христианстве заметного семитического элемента, но при этом сохраняется эллинистическая основа (синкретизация сирийских богов с Зевсом и Юпитером создавала необходимый «мостик» для внедрения христианства Баалшамина или христианства Элагабала в греко-римскую среду; нарастание же в иудаизме I века до н.э. – I века н.э. антиэллинистических тенденций, несомненно, делает невозможным возникновение христианства в его исторической форме I-III веков внутри иудаизма как религии). А современные и не только современные библеисты с азартом и успехом находили бы интересные параллели и соответствия между христианскими новозаветными текстами и священными книгами культа Баалшалема или Элагабала (а чья-либо гипотеза о связи культа Иисуса Христа с культом Яхве рассматривалась бы как глубоко ненаучная и оскорбляющая чувства верующих). Помимо сирийских культов в I-III веках в Риме широко распространяется митраизм, митреумы появляются в западной части империи (численность митраистов вплоть до 250 года определенно превышала численность христиан, и возможно оставляла в середине III века более 10 миллионов человек, преимущественно в Италии, Испании и Галлии). Трудно говорить о каком-либо явном проникновении в Римскую империю в чистом виде буддизма и джайнизма, но греко-римские авторы в целом хорошо информированы о «гимнософистах» (о них упоминают Теофраст, Филон Александрийский, Страбон, Плутарх, Лукиан, Климент Александрийский). Диоген Лаэртский даже утверждает, что Пиррон, основатель философии скептицизма, подвергся сильному влиянию гимнософистов, вместе со своим учителем Анаксархом сопровождая Александра в Индию и, по возвращении в Европу, следовал их образу жизни (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. IX 61). Греко-буддийская культура Средней Азии III века до н.э. – V века н.э. – оригинальный феномен синкретизма буддизма и греческой культуры, чей ареал оказался отделен от Рима Парфянским и Сасанидским царствами. Он оказал значительное влияние на Индию вообще и буддизм в частности (достаточно сказать, что иконография Будды появилась впервые именно в греко-индской среде, а буддизм махаяны сформировался в результате синтеза первоначального буддизма и греческой философии). «Одной из отличительных черт гандхарской школы искусства, появившейся на северо-западе Индии, стало то, что она явно взяла многое из искусства классической Греции. Таким образом, с одной стороны эти изображения всецело передают ощущение внутреннего мира, который достигается следованием пути Будды, с другой стороны они оставляют ощущение людей, которые ходили, говорили, спали также как и мы. На мой взгляд, это очень важно. Эти фигуры вдохновляют не только потому, что описывают общую цель, но и потому что передают чувство, что простые люди, как и мы, могут достигнуть ее, если постараются» (Dalai Lama XIV. Echoes of Alexander the Great. 2000). Этот греко-индийский буддизм далее по Великому Шелковому Пути распространился в Китай, Корею и Японию. Некоторые буддийские представления приписываются гностикам. На западе Римской империи также начинается процесс появления монотеистических (точнее, тяготеющих к монотеизму) культов богов-спасителей. «Римская религия эволюционировала не под влиянием восточных культов и синкретизма, что якобы свидетельствовало о ее кризисе, а по собственным законам, определявшимся как законы эволюции всякой идеологии, изменениями в социальной структуре, в положении и взаимоотношениях различных классов и социальных слоев» (Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. М.,1987, с 234). Крупнейшим из таких культов стал культ Сильвана. В посвященных ему надписях особенно часто говорится, что они поставлены «вследствие сна», «видения», «по приказу бога», что свидетельствует о силе религиозного умонастроения его почитателей. Характерно, что Сильван не имел официального культа, в глазах поэтов и писателей он был малозначительным божком дикой природы, что демонстрирует различия в интерпретации одного и того же божества разными социальными слоями. Изображался он в крестьянской одежде, несущим кипарис или серп и сопровождаемым собакой. Одним из отличительных признаков Сильвана была его функция хранителя границ имения. Он первый поставил на земле межевой камень, и потому каждое владение почитает Сильвана «домашнего», Сильвана «полевого», посвященного пастухам, и Сильвана «восходящего», которому посвящалась роща, к которой восходят две или три межи. Сильван воплощал более или менее осознанный простыми людьми того времени идеал справедливого общественного строя, когда каждый имеет свой, своим трудом возделанный участок, который никто не может отнять, когда соседи, совместно владея общественными землями в водами, помогают друг другу, собираются на общие праздники для трапез, составляют сплоченную общину равных. Как регулятор человеческих отношений Сильван приобретал черты великого и могучего бога. В одном посвященном ему в 156 году стихотворении отпущенник Латерана Евтих именует Сильвана великим и могучим богом, святейшим пастырем, правящим лесом на горе Иде; он играет на сладкозвучной свирели, ведет блаженную жизнь и помогает людям; дедикант просит бога быть милостивым к нему и его близким и призывает тех, кто радостно и успешно исполняет свое дело, надеяться на будущее. О такой интерпретации образа Сильвана свидетельствуют также его эпитет «небесный» и его связь с горами и скалами, где обычно почитались могучие небесные боги. В метрической надписи описывается праздник в честь Сильвана, когда из земли поднимаются молодые побеги, зеленеют и оживают леса, весенние ливни орошают новорожденные цветы, у лесного источника раздаются возгласы: «Воздайте почести отеческому богу Сильвану! Скала родила рощу! По слову серпоносного отца мы приносим ему козла и его обычный сосновый венок! Так говорит старший жрец: играйте на свирелях и флейтах! Пойте, фавны, наяды, дриады, обитательницы лесов!» Символ Сильвана – угломер был одним из строительных инструментов, изображавшихся на надгробиях и алтарях, и символизировал правильную жизнь (таким образом, один из масонских символов связан не с Иерусалимским храмом, а с итальянским «языческим» богом). Культ Сильвана отправляли не официальные жрецы, а жрецы из его коллегий. В надписи из Капуи девять рабов называли себя «кандидатами Сильвана» - термин, обычно употреблявшийся магистратами, назначенными императорами или военными, получившими повышение от командира легиона. Сильван не имел мистерий, что отвечало взглядам близких простонародью киников, считавших нелепым полагать, будто посвященный в мистерии развратный богач становится более угодным богам, чем честный, всю жизнь трудившийся бедняк. Верующие в Сильвана надеялись заслужить его милость добродетельной жизнью, а не какими-то тайными знаниями (Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. М.,1987, с 235-238). Этика трудолюбия в культе Сильвана, несомненно, оказала влияние на устав католического монашеского ордена бенедиктинцев, возникшего в начале VI века в Италии. Кроме культа Сильвана следует отметить рост популярности культа Доброй Богини (Боны Деи). Добрая Богиня стала так популярна, что надписи ей посвящали и исключавшиеся из ее культа мужчины. Многие женщины из рабынь, отпущенниц, плебеек были ее неофициальными жрицами. В надписях ее называли богиней полей, близкой Церере, пагов, кормилицей, целительницей, покровительницей отдельных мест и фамилий. Вместе с тем она – «небесная», «могучая», «светоносная», «царица и победительница» — regina triumphalis. Она изображалась с рогом изобилия и змеями — символами Гениев домов и мест; ей посвящались участки рощ, часовни с очагом, зеркала, бывшие орудием чародейства (Апулей. Апология. 10). Во II веке греческий писатель Лонг популяризировал в своем романе «Дафнис и Хлоя» своеобразный «пантеистический» культ бога Пана, чье имя указывает на беспредельность бога и его доброту к людям. Этот типичный пасторальный (с авантюрно-приключенческими элементами) роман интересен также тем, что он прославляет простую, хотя и очень эротическую, любовь подростков и жизнь не в шумном городе, а в кругу семьи на лоне природы, отдавая себя покровительству сельских божеств, опекающих людей с самого дня рождения (то есть мы встречаем здесь своего рода экологическое сознание, хорошо знакомое нашим современникам). Сентиментализм античного пасторального романа соперничает с лучшими произведениями этого жанра в последующей, уже христианской, европейской литературе: «А однажды порадовала их сизая голубка, проворковав в лесу свою пастушью песню; и когда Хлоя узнать захотела, что же такое она говорит, Дафнис ей рассказал всем известную сказку: "Была она девой, о дева, такой же, как ты, красивой. В лесу пасла она стадо большое коров. Была она певуньей, и коровы любили пенье ее; и, пася, не била она их посохом, не колола заостренным шестом, но, сидя под сосной и надевши венок из сосновых ветвей, песни пела в честь Пана и Питии, и, звуком песен очарованные, не отходили от нее далеко коровы. А поблизости быков пас мальчик-пастух. И сам был он красив и такой же певун, как и девушка. И, заспорив с ней, кто красивей поет, он своим голосом, сильным, как у мужчины, и нежным, как у ребенка, переманил у нее в свое стадо лучших восемь коров и угнал их. Огорченная ущербом в стаде и пораженьем в пении, стала девушка молить богов, чтоб дали ей лучше птицей обернуться, чем домой вернуться. Боги исполнили просьбу ее и в птицу ее обратили, как и она, в горах живущую, и такую ж, как она, певунью. И доныне песнею повествует она о несчастье своем, говоря, что все ищет своих коров заблудившихся"» (Лонг. Дафнис и Хлоя. I 27). Таким образом, в мироощущении греко-римского простонародья I-II веков мы вряд ли можем констатировать кризис традиционных верований и массовое обращение к восточным культам (в том числе к христианству). Переломный этап наступает только в следующем – III веке.

Здесь мы можем опять вернуться к нашей хронологии истории религий. 100 год нашей эры. Расцвет римской цивилитеистической религии – почитания римских императоров и императорской власти как таковой, хотя на окраинах империи существует религиозная оппозиция: друиды, часть из которых мигрируют в Британию, а после ее завоевания Римом – в Ирландию, киники (сторонники известного течения греческой философии – своеобразные анархисты Античности), иудаисты и представители некоторых восточных культов монотеистического типа. В Риме запрещены коллегии – общественные организации самого широкого спектра: от профсоюзных до религиозных; начало гонений на восточные культы (впрочем, эти гонения спорадические и не могут помешать распространению восточных культов по всей империи). После подавления еврейского восстания 66-70 годов и разрушения Иерусалима в восточной части Римской империи сохраняются крупные общины евреев-иудаистов в Сирии, Палестине, Киренаике, Египте, Кипре и в Малой Азии. Продолжается рост антиримских и апокалиптических в целом настроений в иудаистической среде. Часть иудаистов эмигрирует из пределов Рима в Месопотамию. Складывается т.н. масоретский канон ветхого завета. О христианстве в I веке иудаистические писатели поразительно плохо осведомлены (о нем упоминает только Иосиф Флавий, впрочем, это упоминание сомнительно). Самаритяне почти не пострадали в ходе событий т.н. иудейской войны, и их общины сохраняются как в Самарии, так и в ряде центров Восточного Средиземноморья. Митраизм победоносно шествует по Римской империи, распространяясь в Северной Африке и Западной Европе. Главные центры его распространения – лагеря легионеров, и митраизм сохраняет характер солдатской религии, хотя растет количество гражданских адептов этой религии. Вторым по численности из восточных культов является культ Исиды и Осириса-Сераписа; его адепты встречаются во всех провинциях Римской империи. В различных центрах Сирии и Финикии складывается монотеистический культ Баалшамина. В Италии усиливается популярность предмонотеистических народных низовых культов Сильвана и Доброй Богини. Христианство после смерти апостола Павла переживает упадок и целый ряд расколов: евреи-христиане продолжали соблюдать иудаистические обряды и правила, что вело к расколу с остальной частью христиан, еще одна небольшая группа евреев-христиан приняла имя назореев и пропагандировала идею о принадлежности к назореям Иисуса Христа (что вошло без всяких комментариев в евангелические тексты), последователи Досифея в Самарии отвергали обоснование пришествия Иисуса Христа со ссылками на древнеизраильских пророков, николаиты – последователи диакона Николая – создали учение об общности имущества и жен, эвиониты отвергли наследие апостола Павла и проповедовали учение о бесконечной доброте божьей. Основная часть малоазийских христиан поклоняется «богу священному и справедливому». Название «христиане» происходит не от перевода на греческий язык еврейского слова «мессиане», а от презрительной клички «намазанные», данной им в Антиохии. Повсеместно возникают гностические учения на базе традиционных верований и новых восточных религий. В Дакии продолжает существовать городская элитарная религия Залмоксиса. Ортодоксальный зороастризм борется с зурванизмом и другими более мелкими ересями. Буддизм, укрепившись в Средней Азии, проникает дальше на восток – в тохарские государства под китайским протекторатом и Китай. Одновременно начинается проникновение митраизма в Тибет, где он играет роль государствообразующей религии – бон. Первым митраистским государством становится Шангшанг с иранской шакской династией на северо-западе Тибета. В традиции бон есть много учений, отличающихся друг от друга формой и уровнями доступности: для разных людей одни и те же вещи объяснялись по-разному, к одним и тем же целям они были направлены разными путями. Таким образом, реализовывалась идея «каждому по возможностям». Жрецы «черной веры» бон относили появление своей религии к XVI тысячелетию до н.э., когда из среднеазиатской страны Олмо Лунгринг в Тибет пришел мудрец Тонпа Шенраб. В Индии начинается закат буддизма и джайнизма: множество джайнистов переселяется с севера на юг Индийского субконтинента. В буддизме сохраняет свои позиции школа тхеравада (не вполне точно именуемая в популярных источниках буддизмом хинаяны – «малой колесницы»; это название не употребляется в силу его оскорбительности). Однако буддизм Средней Азии ближе всего к современным школам махаяны. Кушаны поддерживают буддизм, и царь Канишка созвает Четвёртый Буддийский Собор в Джаландаре. Именно этот собор обычно ассоциируется с датой поъёма буддизма махаяны и его отделения от буддизма тхеравады. Представители традиции тхеравады не признают этого собора, и иногда называют его «собором еретических монахов». Канишка собрал 500 бхикшу (монахов-аскетов) во главе с Васумитрой для редакции Трипитаки (первого буддийского канона). В ходе собора было собрано триста тысяч стихов и более девяти миллионов положений, которые приводили в порядок около двенадцати лет. Новый канон уже не опирался более на палийскую Трипитаку, а был переписан на классическом санскрите вместе с основными положениями махаяны. Новая форма буддизма опиралась на представление о подобии Будды божеству и о том, что все существа обладают природой Будды. Буддизм укрепляется в Бирме и начинает проникать далее на юго-восток. В Юго-Восточную Азию приходит с купцами и переселенцами также индуизм, который становится государственной религией страны Тьямпа (современный Южный Вьетнам), а также получает распространение в империи Фунань (Бапном) – современной Камбоджи. Определенный интерес к индуизму проявляют также мелкие правители индо-скифских и индо-парфянских царств к северо-западу от Индии. Индуизм в самой Индии переживает определенное возрождение, но уже под сильным влиянием буддизма и ряда философских школ, происходящих из традиций Упанишад. Господствующее течение индуизма – вайшнавизм, на юге Индии более популярен шиваизм. Какие-либо следы христианства в Индии в этот период отсутствуют, и все легенды об апостоле Фоме, крестившем индийцев, следует считать столь же недостоверными, как и легенды о путешествии апостола Андрея, крестившего древних славян, вверх по Днепру и далее к Новгороду (которого в тот момент еще не существовало). В Китае официальное конфуцианство (которое все еще является в чистом виде философской школой, а не религией) сохраняет свои позиции, пошатнувшиеся было в результате реформ Ван Мана и восстания краснобровых, однако, в подполье растет популярность радикальных школ даосизма – эти тайные организация стали прообразом будущих даосских церковных организаций. Фигура Лао-цзы обожествляется, разрабатывается сложная иерархия божеств и духов, возникает культ, в котором центральное место занимают гадание и обряды, изгоняющие злых духов. Пантеон даосизма возглавил Яшмовый владыка (Шан-ди), который почитался как бог неба, высшее божество и отец императоров («сынов неба»). За ним следовали Лао-цзы и творец мира – Пань-гу. На Японских островах у небольшой группы племен Ямато, живущих между северными айнами и южным индонезийским по языку племенным союзом Кумасо (Хаято), уже складываются верования, сходные с последующим японским синтоизмом. Это добуддийскйй период истории Японии.

200 год. Цивилитеистическая религия Рима достигает своего наибольшего расцвета. Идеология прогресса, вечности Рима и божественности существующего порядка выражена в концепции Roma Aeterna (Вечного Рима), сформулированной при императоре Адриане, и выражается в представлении о вечном обновлении, связи божественной императорской властью с вечностью, роли императора, как гаранта «золотого века», эры нового всеобщего счастья. Враги Рима повержены: последние друиды бежали в Ирландию или ушли в подполье, большая часть иудаистической верхушки после ряда еврейских восстаний начала II века (из которых самое значительное – восстание Бар-Кохбы, объявившего себя мессией, в 132-135 годах), также успешно подавленных римской армией, бежала в Месопотамию и Аравию. В Аравии три арабских племени (кауника, курайба и надир) перешли в иудаизм, хотя в их составе было немало этнических евреев. В Палестине в иудаистической среде составляется Мишна – дополнение к Торе, базирующееся на т.н. «устном законе», согласно традиционному иудаистическому мировоззрению, служащем дополнением к письменной Торе и, подобно ей, возникшем в результате синайского откровения Яхве, во время которого Моисею было дано еврейское законодательство то ли в форме общих принципов, то ли в виде детализированных законов (http://www.eleven.co.il/article/14230). В 192 году во время борьбы за власть между Септимием Севером и Песценниусом Нигером самаритяне поддержали последнего, и после его поражения отношения между самаритянами и римскими властями стали напряженными (http://www.eleven.co.il/article/13668). На юге Месопотамии, под покровительством парфянских царей, проживают сотни тысяч мандеев – иудаистических гностиков, ведущих свое происхождение от учеников Иоанна Крестителя и переселившихся из Рима, после целой резни в Палестине, через Верхнюю Месопотамию. Ими составляется свод священных текстов – Гинза («Великая Сокровищница»). Образ жизни мандеев отличается замкнутостью. Повсеместно в Риме и Парфии существуют десятки гностических сект, самые главные из которых: адамиты, барбелониты, вардесониты, василидиане, валентиниане, герметики, гермогениане маркозианцы, каиниты, керинфиане, клеобиане, менандриане, офиты, ператы, сатурнилиане, симониане, сифиане. Христиане заметно увеличивают свою численность на востоке Римской империи, проникают в Месопотамию, где формируется Ассирийская церковь (Селезнев Н. Ассирийская церковь Востока. М.,2001, с 4-7), но все еще являются достаточно замкнутой группой общин, враждующих друг с другом на почве различного понимания своих верований. Возникает христианская патристика – учение «отцов церкви», призванное интеллектуализировать христианские верования (впрочем, говорить о единстве патристики не приходится). Возглавляемые жрецом Кибелы Монтаном группы христиан Малой Азии и Фракии проповедуют живое духовное общение с божеством, свободное от иерархии и обрядов и проявляющееся в индивидуальных харизмах, то есть особых дарах Святого Духа, преимущественно в пророческом даре – это была реакция раннехристианских общин на попытки создать церковную иерархию (к монтанистам примыкает римлянин Тертуллиан). Против монтанистов выступают алоги, не признающие Евангелие от Иоанна и Апокалипсис. Квартодецимиане отмечают Пасху совместно с иудаистами (вопросу о праздновании Пасхи был посвящен первый крупный христианский собор – Лаодикийский в 170 году). Маркион в попытке предотвратить юдаизацию христианства и вернуть христианство в первоначальное состояние начала I века н.э. отвергает евангелия (кроме Евангелия от Луки). Его последователи в этот период составляют большинство в христианских общинах Малой Азии, но в общинах за ее пределами маркиониты встречают отпор. После смерти Маркиона его многочисленные последователи распадаются на гидропарасатов, причащающихся водой, а не хлебом и вином, и энкатидов («воздерживающихся») – последователей Татиана. Против Иустина Философа, который утверждал равноправие трех лиц в Троице, выступили монархиане, отрицавшие равноправие лиц Троицы и выдвигающие приоритет Бога-Отца. Против сексуальности и телесной опрятности как таковой выступили саккофоры – аскетическая христианская секта. Первоначальный – т.н. Апостольский символ веры, сформулированный в начале II века в ходе борьбы с докетами, не мог предотвратить споров и расколов внутри христианства, чьих приверженцев объединяла лишь общая вера в Иисуса Христа и его воскресение (других общепризнанных догматов в этот период не существует): «Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли, И в Иисуса Христа, Единого Его Сына, Господа нашего, Который был зачат от Духа Святого, родился от Марии Девы, страдал при Понтии Пилате, был распят, умер и погребён, сошёл в ад, в третий день воскрес из мертвых, восшёл на небеса, сидит одесную Бога Отца Всемогущего, оттуда придёт судить живых и мертвых. Верую в Духа Святого, Святую Вселенскую Церковь, святых общение, оставление грехов, воскресение плоти, жизнь вечную. Аминь» - как видно эта формулировка допускала самые разнообразные понимания упоминаемых лиц Троицы и иных моментов. Митраизм, сохраняющий свое преимущественное положение среди религий Римской империи, вступает в сложные синкретические реакции с верованиями римских провинциалов – появляются культы «фракийского всадника» и «дунайского всадника», сочетавших элементы древних местных культов с образами, заимствованными из философских идей и мистерий митраизма. Это позволяет митраизму перешагнуть границы Римской империи и распространяться в Центральной и Северной Европе. Вероятно, к митраизму примкнули последние адепты религии Заломксиса, которая была запрещена после завоевания Римом Дакии. Растет количество митраистов в Тибете. Митраизм воспринимают народы Срединной Азии и Южной Сибири (Полосьмак Н.В., Шумакова Е.В. Очерки семантики кулайского искусства. Новосибирск,1991,с 63). Митраистская церковь Рима достигает расцвета и имеет фиксированное устройство и степени посвящения верующих. Стоическая философия приходит в упадок. В столице Рима зарождается философия неоплатонизма, мобилизовавшего на борьбу с христианской философией все античное наследие и ряд идей восточных философий. Исчезают киники. Продолжают существовать множество мистерий, в т.ч. Дионисийские (в их рамках складывается сложная система рангов посвящения: иерофанты, теофоры, селены, цистофоры, архибуколы, буколы, иеробакхи, бакхии, фалофоры). Восточные монотеистического типа культы Исиды и Осириса, Элагабала и Баалшамина по-прежнему очень популярны и привлекают адептов по всей империи. Хотя христианство проникает на Кавказ и в Месопотамию, зороастризм успешно дает ему отпор; поначалу численность грузинских и армянских христианских общин минимальна. Вместе с купцами и переселенцами религия Ахура-Мазды распространяется по южному берегу Персидского залива и в Омане. На востоке зороастризм успешно противостоит буддийскому влиянию. Однако новые иранские племена, вторгающиеся на Средний Восток из Срединной Азии по-прежнему равнодушны к Ахура-Мазде. Буддизм начинает терпеть поражения в борьбе с индуизмом в Индии, но прочно утверждается в китайском Западном Крае и в Юго-Восточной Азии. Последний кушанский император – Васудева I переходит из буддизма в индуизм. Из новых школ буддизма следует отметить Мадхъямаку, которая доказывает, что невозможно утверждать ни реальность, ни нереальность дхарм: и то, и другое решение приводит к логическим противоречиям. Единственно возможным она считает срединное («мадхъяма» — «середина») решение проблемы: дхармы ни реальны, ни нереальны — они пусты. Подлинно реальным могло бы быть лишь то, что обладало бы самобытием (свабхава), т. е. существовало бы само по себе. Но именно такого бытия и невозможно допустить логически: все существует лишь благодаря другому, и нет никакого конечного пункта, который мы могли бы считать первоосновой. Отсюда же вытекает относительность вообще всех наших понятий и противоположений, даже противопоставления сансары и нирваны. Все философские концепции поэтому — лишь путь к истине, но, ни в коем случае, не сама истина, которая усматривается только в йогическом созерцании. Мадхъямака признает не просто существование объективного мира, но и считает это более полезным для человека. Буддизм махаяны, который до тех пор базировался лишь на невозможности большей части населения следовать «узкому пути» Будды, получает философское основание. Джайнизм переживает кризис и упадок. Эта религия не смогла выйти за пределы Индии, и ей остается на протяжении двух тысячелетий быть небольшой сектой на юге Индостана. Конфуцианская идеология Китая терпит урон в ходе мощного восстания «желтых повязок». Китай находится на грани развала. Ранее в китайском даосизме происходит обожествление Лао-цзы, который именуется теперь Лао-цзюнь («Государь Лао») и рассматривается как «воплощение», или «тело Дао» (дао чжи шэнь, дао чжи ти, дао чжи син). В 142 году усилиями Чжан Даолина возникает даосская Школа Небесных Наставников. Она исповедует принципы почитания небесных божеств (тянь цзунь), проведения предписанных традицией покаяния и постов (чжай) и общинных ритуалов (цзяо) и наличия наследственного духовенства. Школа Небесных Наставников возглавляет восстание «желтых повязок», в ходе которого Чжан Лу (внук и наследник Чжан Даолина в ранге даосского патриарха) взял под свой контроль область Ханьчжун в провинции Шэньси при перевале в провинцию Сычуань. Здесь Чжан Лу создал даосское теократическое государство, о котором сохранилось много сведений и которое продержалось до 215 года; часть обычаев области Ханьчжун вошли в более поздние ритуалы Школы Небесных Наставников. Проникновение буддизма в Китай пока еще очень незначительно, но с буддизмом знакомится императорский двор, о чем свидетельствуют жертвоприношения Лао-цзы и Будде, совершенные императором Хуань-ди в 165 году. Основоположником буддийской традиции в Китае считается парфянский монах Ань Шигао, прибывший в Лоян в 148 году. С помощью группы китайских помощников Ань Шигао перевёл на китайский язык около 30 буддийских сочинений. Всего в Лояне в конце II века над переводами буддийских сутр трудились около десяти иностранных монахов. Тогда же в хрониках появляются первые упоминания о массовых религиозных празднествах, устраивавшихся буддийскими монастырями.
Атеист отличается от верующего тем, что он уже ответил на те вопросы, которые верующий еще только задает.
ladimir
 
Сообщения: 1566
Зарегистрирован: Чт мар 25, 2010 14:24
Откуда: Санкт-Петербург

Re: ОСЕВОЕ ВРЕМЯ РЕЛИГИЙ Булат Владимир Владимирович

Сообщение ladimir » Вт мар 05, 2013 07:58

Карта религий в 200 году н.э.
Жирными линиями показаны:
Желтой – ареал буддизма и джайнизма;
Оранжевой – ареал индуизма;
Коричневой – ареал зороастризма;
Белой – ареал митраизма;
Красной – ареал христианства;
Синей – ареал иудаизма;
Темно-сиреневой – ареал мандеизма;
Черной – ареал расселения самаритян;
Светло-зеленой – ареал культа Баалшамина;
Салатной – ареал культа Исиды и Осириса.
Границы государств даны на конец 200 года н.э.

Изображение
300 год. Системный кризис, который пережила в III веке Римская империя, и который едва не уничтожил ее, существенно уменьшил количество населения (оно сократилось со 100 до 60 миллионов человек). Хотя Диоклетиану удалось стабилизировать положение и консолидировать империю, современникам было ясно, что римская цивилизация уходит в прошлое. Римский миф уступил место банальной деспотии. Начинается варваризация Рима. Известны попытки придания традиционным римским богам монотеистических черт (согласно надписи из Апулума, Юпитер – правитель божеских и человеческих дел и судья судей (Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. М.,1987, с 295)). Во Фракии бытуют культы различных героев с эпитетами – названиями соответствующих местностей. Древние римские верования становились реликтом на фоне усилившихся новых восточных религий, количество адептов которых составляет большую часть населения. По некоторым оценкам, количество христиан всех течений и сект сравнялось с количеством митраистов (при этом восточные провинции империи – основная база христианства, а запад Рима – преимущественно митраистский), а число приверженцев религиозного культа Исиды и Осириса существенно уменьшилось. Митраизм сохраняет характер почти официальной религии, и под его знаменами римские легионы воюют с зороастрийцами-иранцами. Христианство существенно увеличивает свое влияние, и хотя борьба за власть в этот период заканчивается неудачей, часть римской элиты принимает религию Иисуса Христа (впрочем, не стоит забывать, что даже «равноапостольный» император Константин в течение всей жизни оставался митраистом, а христианство принял только перед смертью (Сократ Схоластик. Церковная история. I 39)). Христианство продолжают терзать расколы. Из течений предыдущего столетия сохраняют многочисленность и популярность монтанисты, маркиониты, монархиане (новую силу которым придало учение Павла Самосатского) и эвиониты. Преследования христиан в ходе борьбы за власть привели к массовому отречению от христианства, и последующее возвращение в церковную организацию встретило препятствия: римский епископ Новатиан (фактически первый антипапа, боровшийся против другого римского епископа Корнелия) считал, что церковь не должна прощать грешников, отрекшихся от Христа во время гонений, и провозгласил создание новой Церкви Чистых. Эта организация просуществовала на западе до конца VII века (к ней принадлежал церковный историк Сократ Схоластик). Еще одна небольшая секта – элксаиты – отвергала наследие апостола Павла. В Аравии среди местных племен появилась христианская секта арабитов, согласно учению которой душа человека перестает существовать одновременно со смертью тела, чтобы воскреснуть в день страшного суда (Ориген боролся с влиянием арабитов на соборе 246 года). Христианство было близко к победе в Армении, получило распространение в Иверии и Алвании, а также среди некоторых аравийских племен. К востоку Сасаниды – властители небольшого княжества Фарс – восстановили Иранское царство от Евфрата до Памира. Сасаниды опирались на ортодоксальное зороастрийское духовенство, и поэтому в истории зороастризма начинается новый этап. Его вероучение окончательно оформляется и канонизируется. Выстраивается зороастрийская церковная иерархия во главе с мобедан мобедом. Мобедан мобед может принимать обязательные к исполнению зороастрийцами решения по религиозным (гатик) и социальным (датик) вопросам. Решения по религиозным вопросам должны быть одобрены общим собранием мобедов. Союз трона и алтаря в Иране способствует победе ортодоксального зороастризма над зурванизмом, однако в этом же веке появляется самая крупная разновидность иранского гностицизма – манихейство. Мани, происходивший из более-менее знатного иранского рода, принявшего христианство гностического типа, и претендовавший на превращение своего учения в государственную религию нового Ирана, был казнен в 276 году. Манихейство собрало в себе все достижения гностицизма, претендуя на роль конечного и всеобъемлющего учения в мировой истории. У манихеев даже была своя физика и астрономия, заметно отличающиеся от научной астрономии и физики того времени (Хосроев А.Л. История манихейства. СПб.,2007, с 165-202). Манихеи создали достаточно мощную и резистентную к гонениям церковную организацию, которая, не смотря на запрет этого гностического учения в большинстве стран мира, просуществовала еще около 1000 лет на огромных пространствах – от Франции до Монголии. Еще при жизни Мани его последователь Аддай основал манихейскую общину в Египте. Там же – в Египте – в это время возникает алхимия. Превращение толерантной Парфянской империи в Сасанидское царство, для которого характерен союз трона с зороастрийским алтарем, повлекло гонения не только на манихейство – в ходе завоевания Средней Азии войска Сасанидов разрушили множество буддийских храмов. Проникновение христианства, иудаизма и зороастризма в Аравию вызывает религиозное брожение среди арабских племен, которое вскоре приведет к появлению предмонотеистических традиций, а затем – ислама. Митраизм усиливается в Тибете, Срединной Азии и Сибири; существует гипотеза о влиянии митраизма на верования древних славян III-X веков. В Месопотамии бежавшие из Рима иудаисты начинают составление в продолжение Мишны Талмуда – сборника комментариев к Торе, а также свода правил поведения. Другой Талмуд создается в Палестине (Иерусалимиский Талмуд). В Иерусалимском Талмуде нет педантичного обсуждения языковых особенностей Мишны, которыми изобилует Вавилонский Талмуд; способы цитирования и обсуждения, пояснения Мишны, отличны от принятых у амораев (составителей Талмуда) Вавилонии. Так, нередко амораи Вавилонии, толкуя какой-либо стих Торы, произвольно меняли огласовку составляющих его слов, что в свою очередь изменяло значение стиха и позволяло сделать новое галахическое заключение. Подобного метода комментирования почти нет в Иерусалимском Талмуде. Дискуссии в Иерусалимском Талмуде гораздо короче, и в них отсутствуют некоторые этапы диалектического процесса, характерного для Вавилонского Талмуда. В Иерусалимском Талмуде нет признаков поздней редакции. Иерусалимский Талмуд написан на западном диалекте арамейского языка с включениями ивритских, греческих и латинских слов, Вавилонский — на восточном диалекте арамейского языка с включениями персидской лексики (http://www.eleven.co.il/article/14021#07). По мере превращения монотеистического иудаизма в гностический во II-V веках понадобилась выработка этических, юридических, обрядовых и прочих норм жизни замкнутой общины в инородном окружении. В этой степени Талмуд является новым учением, но базируется он (в целом) официально на Торе. В Индии усиливаются позиции индуизма и слабеют позиции буддизма и джайнизма. Индуистские правители Непала преследуют буддистов. В Западном крае наблюдается расцвет буддийского искусства (в т.ч. таримских фресок). Буддийские монахи ланкийского монастыря Абхаягиривихары стали исповедовать буддизм махаянистского толка и повели борьбу с тхеравадинами монастыря Махавихары. Индуизм и буддизм проникают в Индонезию и Тайланд. Расцвет переживает индуистская империя Бапном. Буддийские миссии махаянистов из Восточной Индии создали свои общины в долине реки Иравади, где находилось бирманское государство Шрикшетра. Солдатская империя Цзинь в Китае, возникшая после непродолжительного периода Троецарствия, сохраняла общую ориентацию на конфуцианскую идеологию, но даосские движения продолжали будоражить империю своей борьбой за «желтое небо и справедливость». Возникли школы мистико-оккультного даосизма, например, в горах Маошань и недалеко от Лояна, которые развили теорию достижения бессмертия через прием «пилюль бессмертия» и дыхательные упражнения.

400 год. За прошедший век геополитическая карта Западной Евразии значительно изменилась. Если еще около 350 года все берега Средиземноморья были заключены в состав единой Римской империи, а по ее границам располагались слабые «варварские» племена, в большей степени желающие приобщиться к римской цивилизации, чем просто уничтожить ее, то в 400 году единое римское пространство разорвано (не вполне точно по линии, разделяющей грекоязычную и латиноязычную среду) на две Римские империи, западная из которых называлась Гесперией, а восточная условно именуется в трудах поздних (почти современных) историков Византией. На северных рубежах этих двух империй складывалась огромная гуннская империя и росла агрессивность германских племен. Резко усиливается варваризация Рима. Не менее значительно изменилась и религиозная карта региона. Христианство восторжествовало в обеих римских империях (в Византии христиане составляли уже подавляющее большинство населения, а в Гесперии оплотом христианства становятся города, но при этом сельские местности еще несколько веков сохраняют «языческие» верования). Впрочем, уходящий «языческий» мир по прежнему представлен неоплатонизмом (согласно неоплатонику Плотину, мир вечен и определяется неким планом, прекрасным и гармоничным (Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. М.,1987, с 279)), а на западе Рима еще очень много митраистов и представителей других культов: Исиды и Осириса, Сильвана и др. Приход христианства к власти (фактически в 313 году и окончательно в 364) отнюдь не стал решением проблемы христианского единства. Моментально из христианства выделилось донатистское направление, которое обвинило остальных христиан в богоотступничестве и коллаборационизме с властью. Оплотом донатистов стала Северная Африка, которая на фоне хозяйственного и демографического упадка других частей Рима переживает определенный ренессанс. Донатизм в свою очередь разбился на несколько сект: агонистиков, клавдианистов, максимианистов, рогатистов, урбанистов и более знаменитых циркумцеллионов, превративших христианство в вооруженную борьбу против всех. В проправительственном христианстве произошел раскол на ариан, отрицавших несотворенность Иисуса Христа, и никейцев, заявивших о единосущии лиц Троицы и несотворенности Бога-Сына. Никейское христианство группировалось вокруг нового символа веры, принятого на I Вселенском соборе в 325 году. Ариане обвиняли никейцев в монархианстве, никейцы ариан – в гностицизме. Попытки примирить две стороны религиозного спора привели к появлению ряда промежуточных учений. Выяснение отношений между ними превратило весь IV век в арену ожесточенных богословских споров. Ариане, хотя и потерпели поражение в восточной части Рима, сумели распространить свою веру среди ряда «варварских» германских племен: готов, вандалов, бургундов, и их вторжение в пределы обоих Римов носило также религиозный характер: на захваченных или полученных для поселения территориях арианская церковь получала государственный статус. Помимо ариано-никейской борьбы происходит разделение никейских христиан на католиков и православных. Это разделение носило характер не столько теологический (знаменитое католическое filioque появилось только в 589 году на Толедском соборе, а окончательно Рим и Константинополь рассорились в 1054), сколько культурологический. Католицизм стал латиноязычным благодаря переводу Иеронимом Стридонским ветхого завета и редакции латинских версий нового завета. Православие Византии было грекоязычным (хотя в отличие от католицизма оно, в принципе, не стремилось к греческой языковой монополии). Византия хотя и была Новым Римом (Ромеей), все же базировалась на греческом эллинистическом наследии; католическая церковь, ставшая своего рода наследником развалившейся Гесперии, опиралась на латинское, италийское наследие, и распад единой никейской церкви был неизбежен на фоне политического разделения еще в 395 году. Католики хвалились перед православными высоким интеллектуальным уровнем, православные – большей духовностью и простотой. В этом же веке появляется монашество как учреждение, в условиях, когда после превращения христианских церквей из малочисленных общин единомышленников в общенациональную среду размылись внешние границы христианства (и даже происходила синкретизация его с заведомо нехристианскими верованиями). Христиане-аскеты чувствовали необходимость решительно отказаться от «плотского» образа жизни греко-римского мира. На развитие монашества оказали влияние аскетические иудейские секты (ессеи, терапевты), гностики, египетское отшельничество приверженцев культа Сераписа, и аскетизм некоторых течений митраизма. Отшельничество развивалось под влиянием Антония Великого и Илариона. Основателем другой формы монашества, общежительной, или киновитной, считается Пахомий Великий. В Верхнем Египте, в Табенне, около 340 году возник монастырь по уставу Пахомия, быстро распространившемуся в христианском мире. Вскоре монашество проникает в Италию, Испанию и на Британские острова. Вероятно, там же – в Египте в это время возникает на основе техники фаюмских портретов христианская иконопись. Православие начинает проникать в Нильскую Эфиопию, в этот период разделенную на царства Алоа и Макурия. Первые христианские общины появляются в Аксуме (современной Эфиопии). Помимо арианства и донатизма, сохраняют влияние монтанисты и маркиониты, идет на спад активность квартодецимиан, новатиан и эвионитов. Появляются секты аполинариан (во главе с епископом Лаодикийским Аполинарием в Сирии, который отрицал наличие у Иисуса Христа души и душевного ума), маркеллиан (отрицавших, но по своему, вечность Иисуса Христа), а также произошел ряд чисто административных расколов во главе с епископами Сардинии Люцифером, Антиохии – Евстафием и Мелетием. В Армении принятие христианства привело к развалу страны, поскольку армянская знать христианского вероисповедания тяготела к Византии, а сохранившие зороастрийскую веру аристократы ориентировались на Иран. Армянская апостольская церковь, к тому же, стала сильным соперником царской власти. В отличие от Руси, в истории которой вооруженная борьба христиан и староверов после крещения киевского князя и его дружины, а также значительной части горожан, происходила относительно редко, и сосуществование православных и староверов продолжалось пять веков, в Армении борьба христиан и зороастрийцев приняла характер взаимного истребления (Лэнг Д. Армяне. М.,2007, с 186-194). В 387 году Армения была окончательно разделена по договору между Римом и Ираном. Христианство в его никейской форме побеждает в Лазике, Иверии, а также Алвании (но и в этих странах целые провинции сохраняют «языческие» верования), начинает распространяться в западной части Северного Кавказа. В Иране и Аравии живут десятки тысяч христиан (православие распространяется среди арабского племенного союза салихидов близ византийской границы). Зороастризм успешно борется против христианского прозелитизма в иранской среде, но в Месопотамии, принадлежащей Ирану, христианство пускает прочные корни, и зороастрийская власть по традиции еще времен Кира и Дария в целом лояльно относится к христианским, а также иудаистическим и мандейским верованиям своих подданных неиранцев. В курдской среде (курды-кордиены – одно из мидийских племен) появляются гностики-язданиты, которые подобно талмудическим иудаистам, ставшим этнообразующей конфессией для современных евреев, играют аналогичную роль в истории курдов. Но в целом гностицизм не имеет успеха (в чем играет не последнюю роль то, что гностики, не связанные с какими-либо этническими традициями – «чистые» гностики считали деторождение злом и элементарно вымирали), хотя манихеи продолжают свою агитацию по всему Ирану. В Аравии возникают первые монотеистические религии – рахманиты и ханифиты (впрочем, ханифиты, скорее всего, появились позднее). В Южной Аравии намечается постепенная унификация пантеона, превращение городских божеств в общейеменские, выдвигается в качестве главного бог Луны Алмаках, превращающийся постепенно в единого владыку неба и земли, часто обозначаемого одним эпитетом рахманан («милостивый») (Пиотровский М.Б. Южная Аравия в раннее средневековье: Становление средневекового общества. М.,1985, с.155-156). Митраизм исповедуют все 20 мелких княжеств Тибета. Позиции буддизма в Средней Азии заметно ослабевают. В Индии буддизм и индуизм продолжают сосуществовать, борьба между ними идет с переменным успехом, но в целом завоеватели – саки, кушаны и эфиталиты, приходившие в северо-западную Индию, были склонны поддерживать буддизм. В индуизме возникает школа Шакти («шакти» в буквальном переводе — «доктрина силы» или «доктрина богини»), чья ритуальная практика основана на поклонении Шакти или Деви — Божественной Матери в индуизме — как абсолютной и изначальной форме божественного (иногда осуществляющегося в форме сексуальных оргий). Наблюдается расцвет индуистской культуры в Юго-Восточной Азии, куда из Индии приходит не только религия, но и целые индо-скифские династии. В южновьетнамском государстве Тямпа развивается династийный культ Шивы Бхадрешвары и связанное с ним поклонение шивалинге. Индуизм преобладал в официальной идеологии государств Явы и Калимантана (западнояванское царство Тарума исповедовало вишнуизм, царство в Кутэе – шиваизм), культы индуистских богов и индуистские погребальные обряды отмечены в прибрежных государствах Малаккского полуострова (Лангкасука, Тунсун, Паньпань и др.) Буддизм Индии вступает в последний период своего развития, получивший в буддологической литературе название «тантрический». Буддийские тантрические системы, как правило, повторяют соответствующие индийские шактийские, хотя похожесть можно назвать скорее имитацией. Внешняя фабула тантр была перенята у индуизма, но в дальнейшем буддийские тантры оказали обратное влияние на индийские, передав им часть практик. От индуизма были переняты многие символы и названия, сексуальная символика, чакры, упражнения, мантры, семенные слоги и другие элементы, тем не менее, буддийские тантрические системы внесли совершенно иное понимание тантры. Династия Гупта в Северной Индии покровительствует буддизму. Созданы многочисленные центры по изучению махаяны, в первую очередь — университет Наланда в северо-восточной Индии, который многие сотни лет был наиболее влиятельным из буддийских высших учебных заведений. В Средней Азии буддизм сосуществует с зороастрийскими верованиями. Падение и развал Китая наносит сильнейший удар по конфуцианской идеологии, что резко усиливает позиции буддизма – наступает его золотой век в Китае. Махаянистская школа Йогачара распространяется в Северном Китае, захваченном варварами. Эту система характеризуется субъективным реализмом, при котором индивидуальные кармические факторы, определяющие восприятие реальности, являются своими для каждого существа. Другое направление буддизма – Школу Белого Лотоса, впоследствии превратившуюся на японской почве в амидаизм, создал Хуэйюань. Первые буддисты проникают в Корею. В Южном Китае формируется даосский канон Дао цзан (Сокровищница Дао), включавший уже более 250 даосских текстов по образцу буддийского канона махаяны. Наиболее мощное течение даосизма в этот период – школа Маошань (Шан Цин – «Высшая чистота»), обожествлявшая сексуальность как способ достижения бессмертия. Появляется целая литература, схожая с рыцарскими романами, о встрече смертного человека с божественными феями, с последующей трапезой и священным бракосочетанием; бракосочетание с богиней – это нечто большее, чем духовное событие, для даосов школы Маошань этот союз означает вхождение смертного в ряды божественных бессмертных, момент его спасения. Эта иерогамия открывает врата рая для смертного супруга. Союз инь и ян преодолевает разделенность Неба и Земли. Близкая к Маошань даосская школа Линбао («Духовная Драгоценность») стремилась совместить символический ритуализм «Небесных наставников» с оккультно-алхимической традицией южнокитайского даосизма и уделяла значительное внимание приемам медитативного созерцания. В целом северные направления даосизма (Чжэнъи-дао и другие) тяготели к коммуналистским формам, активному воздействию на верующих, тогда как южный даосизм был более элитарным, нацеленным на самосовершенствование. Крупнейший представитель даосской мысли в этот период – Гэн Хун.

500 год. После распада Западной Римской Империи и определенной консолидации Восточной (хотя именно в 500 году с т.з. современников ее дальнейшее сохранение было вовсе не очевидно), христианство в Западной Европе вступает в новый этап своей истории: оно становится цивилизационно образующим началом, по мере того, как на развалинах Рима возникает Запад. Для Византии христианство как религия эллинистическая и суммирующая все достижения античности также стала основой ее цивилизации. При этом, не стоит забывать, что переходный период от Рима к Западной цивилизации затянулся на 400 лет и занял «темные века» - с V по VIII, и лишь империя Карла Великого стала зародышем новой цивилизации. Византия в отличие от Запада такого перехода не знала, она возникает в готовом виде уже в IV веке и существует до XIII, а в качестве реликта до XV века. Поэтому Византия представляет более развитой цивилизацией, по сравнению с Западом, но, в то же время, она гораздо ранее его приходит к концу. Наверное, впервые в истории Средиземноморских цивилизаций начинается преследование инакомыслия: христиане стремятся наложить запрет на деятельность «язычников», а также друг друга, если считают противную сторону «ересью». Ожесточенные религиозные споры раскололи византийское христианство. По вопросу о природах и лицах христианского бога никейские христиане окончательно разошлись и разделились на православных, монофизитов и несториан. Монофизиты закрепились в Египте и Сирии, к этому же вероисповеданию примкнули Эфиопия и Армения. Даже в самом Константинополе одна из двух главных спортивно-политических партий – прасины («красные») была ориентирована на монофизитство, а венеты («голубые») были преимущественно сторонниками православия. Несториане, будучи наследниками Антиохийской богословской школы, возобладали среди христиан Ирана и начали распространяться по всей Азии, в том числе в Индии, Омане и Средней Азии. Православие удержалось лишь в Малой Азии и на Балканах, а также в грузинских и алванских землях, среди готов Крыма и алан. Египетские православные миссии проникли в далекую Ирландию, которая в течение нескольких веков не подчинялась Риму. Догматических различий между православными Византии и католиками Западной Европы формально нет, но уже вполне можно говорить о двух оформившихся традициях. В 484 году начался и продолжался до 519 т.н. Акакианский раскол восточных и западных церквей, названный так по имени константинопольского патриарха Акакия. В 482 году у него возник конфликт с новым александрийским патриархом Иоанном I, который был вынужден бежать в Рим, ища защиту у римского папы Феликса III. При поддержке Акакия александрийскую церковь возглавил монофизит Петр Монг, подписавший «Энотикон» императора Зенона — объединительное послание к Александрийской церкви, написанное при участии Акакия. Этот документ является не столько догматическим, сколько церковно-политическим, его целью было укрепление Византии путём урегулирования церковных споров с монофизитами через предоставление им ряда уступок. На Западе, пользуясь покровительством варварских королей, процветают ариане, а кое-где все еще действуют новатиане. В Малой Азии еще сохраняются заметные общины монтанистов и маркионитов. В Северной Африке, захваченной вандалами, сохраняют силу и влияние донатисты. Текст нового завета переведен на 600 языков разных народов того времени. Переселение варварских племен на юг и запад и общий развал управления и гражданской жизни привели к усилению нехристианских верований в Западной Европе; сельская местность Галлии и Испании в значительной степени «языческая». В Британии нашествие англосаксов уничтожает следы римской христианизации. Иран сумел подавить восстания грузинских, армянских и алванских христиан. К 500 году Армения под властью Ирана раздроблена на 34 княжества, которыми управляют 20 династий (Лэнг Д. Армяне. М.,2007, с 196). Арабское княжество Хира в Южном Ираке исповедует монофизитство, и в целом Иран поддерживает монофизитов и несториан, что диктуется логикой борьбы с православной Византией. Митраизм теряет сторонников в бассейне Средиземноморья, но сохраняется в Тибете, Сибири, Срединной Азии и, возможно, в славянской среде Восточной Европы. Иран сотрясает борьба маздакитов и ортодоксальных зороастрийцев. Маздакиты (зардуштаканисты) – гностики иранского типа, эта секта возникла под влиянием александрийского гностика Карпократа II века, видевшего задачу жизни в отрешении от мира и в презрении к создавшим его мятежным звездным духам. В конце III века маздакизм оформляется как самостоятельное течение. Главный постулат маздакизма гласил, что в основе мирового процесса лежит борьба между светлым, добрым началом, действующим разумно и закономерно, и темным, злым началом, представляющим собой хаос и случайность, и эта борьба неизбежно завершится (уже в «этом мире») победой «добра» над «злом». «Добро» маздакиты, естественно, отождествляли с самими собой и своей партией. Религиозно-идеологическая борьба привела к физическому уничтожению оппонентов и масштабному общественно-политическому кризису. Иногда маздакитов именуют «гностическими коммунистами», однако стоит отметить, что коммунизм как образ жизни может быть характерен для любой религиозной традиции, включая христианскую, и поэтому сам по себе коммунизм никак с гностическими учениями не связан. Продолжают тайно существовать манихейские общины в городах вдоль Великого Шелкового Пути и по берегам Средиземного моря. В Междуречье завершено создание Вавилонского Талмуда. Талмудический иудаизм принимает современный вид. На окраинах цивилизации иудаистам удается распространить свои верования среди племен Аравии и Берберии, политическая борьба в Иране приводит к эмиграции оттуда еврейских иудаистических общин на север – в дельту Терека, где позже возникнет Хазарский каганат. В Аравии монотеистические религии рахманитов и ханифитов получают распространение среди местного населения. Закат древнеиндийской цивилизации, которую вскоре сменит раджпутская традиция – традиция Индии средневековой, сопровождается уменьшением роли буддизма и окончательным оформлением индуизма. В Бирме индуизм и буддизм синкретизируются в своеобразную бирманскую религию, сочетающую элементы пришлых индийских традиций. На юге Индии джайнисты составляют канон своего учения. В Восточной Азии наступает золотой век буддизма. В Китае махаянистские школы буддизма складываются в течение чань-буддизма. В Японии складываются основные верования синтоистской традиции.

На этой дате – 500 годе н.э. – мы можем остановиться. «Осевое время» религий – религиогенез, занявший 1100 лет, заканчивается. Отныне идет борьба религиозных традиций, но ничего принципиально нового не появляется. Здесь конец нашего исследования, и остается лишь осветить последние смежные с «чистым» религиоведением темы.

Распространенное в рамках религиозного (преимущественно, христианского) сознания мнение о существовании разряда авраамических религий, ведущих свое происхождение от веры ветхозаветного персонажа Авраама и представленных в настоящее время тремя религиями: христианством, иудаизмом и мусульманством, нуждается в уточнении. Утверждения христиан, считающих современный иудаизм едва ли не точной копией («истинной», но устаревшей традицией) иудаизма I века н.э., проистекают лишь из элементарного незнания предмета и желания подогнать реальность под свое о ней представление. Итак, с т.з. христианства, иудаизм – это некогда истинная, но после отвержения иудаистами (в подавляющем большинстве) Иисуса Христа утратившая «благодать» и истинность, религия еврейского этноса. Христиане, правда, развили сложное учение о «новом Израиле» - «Израиле по духу», согласно которому ветхозаветные обетования после принятия Иисуса Христа распространяются на всех христиан, однако, «Израиль по плоти» - т.е. этнические евреи – также «спасется». Иудаизм, «застряв» на уровне ветхого завета, не желает принять Иисуса Христа, а поэтому является анахронизмом. Мнение самих иудаистов в целом также базируется на отождествлении современного талмудического иудаизма и монотеистического иудаизма последних веков до н.э. и I века н.э. Однако, с определенными оговорками талмудический иудаизм в целом (а не только отдельные элементы иудаистических верований: кабалистика и др.) можно отнести к гностическим вероучениям, которые могут иметь сходства с классическими религиями, но лишь по форме и ни в коем случае не по содержанию. На первый взгляд, данное мнение сомнительно. Гностические учения начала н.э. в обязательном порядке предполагали наличие представлений об абсолютном «зле» реального мира, «добре» духовного мира, необходимости для человеческой души бежать из греховного мира, созданного злым демиургом, и, как следствие, гностические общины логически вымирали от нежелания их членов плодить новое зло в виде следующих поколений. Однако, этот признак неуниверсален в рамках гностицизма, и существуют гностические традиции, которые, подобно талмудическому иудаизму, являются этнообразующими (например, курдский йезидизм-язданизм) и которые отнюдь не предполагают установку на исчезновение из материального мира. С другой стороны в современном иудаизме присутствует ряд других чисто гностических (по форме) элементов, и прежде всего – догмат о духовной избранности его носителей, принявший форму этноизбранности в силу отождествления понятий религиозной конфессии и этнической группы, бытующего в иудаизме. Хотя современные иудаисты, как правило, отрицают то, что иудаизм – этническая религия, и утверждают, что любой человек на свете, в принципе, может принять иудаизм, нет русских-иудаистов или китайцев-иудаистов, принятие иудаизма (даже в форме «сионистских» сектантских верований, как в случае геров Центрального Черноземья) неминуемо влечет усвоение этнических еврейских традиций (хотя и не тождественных этническим традициям евреев I тысячелетия до н.э., как не тождествен, не смотря на все уверения, традиционный костюм евреев-хасидов, повторяющий костюм народов Восточной Европы в XVIII веке, костюму древних евреев времен вавилонского пленения, но все же отличающих евреев от других народов). Это неизбежно хотя бы в силу того, что количество иноэтнических прозелитов иудаизма ничтожно мало, и они, принимая иудаизм, неизбежно оказываются отделенными от своих соплеменников прежней веры и неизбежно замыкаются в еврейско-иудаистической общине. Если бы несколько крупных народов приняли иудаизм (как принимали ислам или христианство) можно было бы проверить, насколько иудаизм сам по себе связан именно с еврейской этнической традицией, но в истории таких экспериментов не происходило (и даже хазары, по археологическим данным, были скорее поликонфессиональным этносом, лишь часть которого приняла в VI-IX веках иудаизм). Впрочем, такая проверка возможна на логическом уровне. Для этого необходимо убрать из иудаизма идею «богоизбранности» евреев именно как этноса и проверить, насколько иудаизм изменится после этой операции. Идея этнической «избранности» оказалась для иудаизма неизбежна в условиях разрушения второго храма в 70 году и рассеянья евреев по всей Евразии и Северной Африке. Поскольку иудаизм лишился сакрального пространства в реальном мире и материальных символов своего бытия, иудаистам пришлось окончательно спрятать своего бога в сакральном (нематериальном, духовном) мире, а единственными материальными его представителями (эманациями еврейского бога) становятся сами евреи, как этнос. Именно с этого момента вполне можно отождествлять понятия «еврей» и «иудаист». Если есть святыня, всегда найдется осквернитель. Давно уже нет ни Дельфийского святилища, ни вечного огня ирокезов, ни запретного города китайских императоров, даже мусульманскую Каабу исмаилиты похитили и использовали в качестве сортира – все эти святыни испытали объективные и субъективные посягательства (такова логика религиозного сознания, утверждающего себя не только доказательством своей истинности, но и уничтожением истинности других религий и верований), но шли века, и появлялись все новые и новые святыни, чтобы также объективно сгинуть в чреде времен. Иудаистическая святыня – это сами евреи – людская масса, причисляющая себя к этому этносу, тождественному религиозной конфессии. Такова логика иудаизма как гностического учения и его главное отличие от настоящих религий. Берем ли мы буддизм или католицизм, православие или ислам – всегда и везде смысловой центр религии вне человека как этноса. Хотя они также делят человечество на представителей «истинной веры» и всех прочих (причем, как бы ни мала была численно религия, эти две части представляются ее носителям вполне сопоставимыми, и доля и значение «истинной веры», как правило, даже больше, чем всех остальных), грань эта никогда или почти никогда не проходит по этническим рубежам. В иудаизме грани совпадают. Отсюда неизбежно проистекает логика понятия «антисемитизм» как «главного греха». В глазах верующего еврея любой конфликт нееврея с евреем есть посягательство нееврея на «святыню», аналогичный осквернению христианских храмов или мусульманских мечетей. Разумеется, и это не является чем-то уникальным: многие генотеистические религии – т.е. религии, ориентированные на определенный этнос, либо на группу родственных этносов (синтоизм, индуизм) также неизбежно сакрализуют своих носителей. Отличие, скорее, в условиях проживания евреев в диаспоре, которые превращали их в некую подпольную организацию. Когда христиане или мусульмане начинали дискуссии с иудаистами, они совершали всегда одну и ту же ошибку, которая раз за разом приводила к схожему результату. Они видели в современном им иудаизме просто религию со своими догматами и положениями, которые можно определить и, как следствие, опровергнуть. Гностицизм (любой, а не только иудаистический) лишен привычных для классической религии базовых определений, которые критика может легко «раскачать» и опрокинуть всю систему верований. Религиозными методами гностические учения неопровержимы. Это представляется, на первый взгляд, странным: иудаизм, в принципе, имеет, как и другие религии, систему верований, но эта система – лишь камуфляж гностического диалога еврейского бога с евреем, в котором не может быть окончательных истин или определений. Дискуссия иногда принимает совершенно анекдотическую форму; на вопрос: «являются ли евреи национальностью или религией?» следует, как правило, ответ: «Нет, это религиозная конфессия», а на следующий за первым вопрос: «Должны ли в таком случае евреи защищать свои национальные интересы?» ответ: «Разумеется, должны». Талмуд носит характер сборника дискуссионных материалов (трудно представить себе христианский катехизис в виде сборника разных, иногда диаметрально противоположных суждений, но Талмуд в отличие от него именно таков), и в соответствии с этими комментариями у иудаистов формируется совершенно иное понимание общего дискуссионного материала с христианами – ветхого завета. Христианские полемисты стремятся к догматизации дискуссии, в то время как со стороны иудаистов она принципиально не догматизируется. Дело здесь вовсе не в «истинности» одного метода, и «ложности», допустим, другого, а в принципиальной несовместимости самих методик. Поэтому христианство не может «переспорить» талмудический иудаизм, впрочем, и само оставаясь неуязвимым. Задача христианства или ислама – обращение в свою веру максимально возможного числа людей, задача иудаизма – выживание любой ценой «избранной» этнической группы. Эта полемическая неуязвимость дорого обошлась гностическому иудаизму. Оно потеряло историзм мироощущения. Процесс мировой истории стал восприниматься верующими евреями как пунктирная линия (отдельные черточки которой никак друг с другом не сопрягают, впрочем, это и не нужно: этой задачи иудаистическое мировоззрение не ставит), ее основным содержанием стала история евреев как этноса и религиозной традиции. Это дополнялось иногда совершенно невежественными теориями еврейского влияния на мировую цивилизацию (что встречало полное, хотя и негативное, понимание со стороны антисемитов). Ассимилированные евреи, сталкиваясь с нееврейской системой информации, обнаруживали резкое несоответствие ее иудаистическому этосу. По этой причине иудаизм имел, вероятно, наибольшую долю вероотступников за последние полторы тысячи лет.
Атеист отличается от верующего тем, что он уже ответил на те вопросы, которые верующий еще только задает.
ladimir
 
Сообщения: 1566
Зарегистрирован: Чт мар 25, 2010 14:24
Откуда: Санкт-Петербург

Re: ОСЕВОЕ ВРЕМЯ РЕЛИГИЙ Булат Владимир Владимирович

Сообщение ladimir » Вт мар 05, 2013 08:00

Хотя ислам хронологически выходит за пределы рассматриваемого в настоящей работе периода, его соотношение с другими религиями не менее важно и показательно для истории возникновения религиозного сознания. Относительно ислама и арабской традиционной культуры бытует немало абсолютно превратных мнений, которые в ходе межконфессионального и даже чисто научного диалога представителей западной и исламской цивилизаций никак не находят правильного освещения. Первый и самый ошибочный постулат, который возникает в ходе изучения истории ислама, это мнение о том, что арабы на протяжении тысячелетий были полудикими племенами на отшибе от цивилизаций Древнего Востока. Трудно представить более ошибочный подход, рождающийся из элементарного невежества. Во-первых, арабы как совокупность племен Аравийского полуострова, отличающаяся от других семитических групп: эфиопо-семитов, эблаитов, ханаано-финикийцев, аккадцев, амореев-сутиев и арамеев, выходят на историческую сцену задолго до появления ислама и даже задолго до появления многих других цивилизованных народов. Арабское происхождение имели мадианитяне, обитавшие к югу от Ханаана и имевшие целую династию царей задолго до появления царей у древних евреев. Арабы-халдеи в XI веке до н.э. завоевали Южную Месопотамию и впоследствии создали правящую династию Нововавилонского царства. В VI веке до н.э. – II веке н.э. на территории современной Иордании существовало государство арабов-набатеев. Шестнадцать веков (с X века до н.э. по VII век н.э.) на самом севере Аравии просуществовал арабский племенной союз Кедар, после одомашнивания верблюда игравший важную роль в торговле между Левантом и Месопотамией. Арабы-итурейцы вторглись во II веке до н.э. в Сирию. Арабское происхождение имели правящие династии Пальмиры, Осроэны, Харакены, Эмесы и некоторых более мелких княжеств пограничья Рима и Парфии. Уже одно перечисление вышеприведенных фактов указывает на важную роль арабов в истории Классического Востока I тысячелетия до н.э., ничуть не меньшую, чем роль армян или скифов. Кроме того абсолютно неверно видеть в арабах лишь бедуинов-кочевников; на юго-западе Аравиского полуострова около XV века до н.э. зародилась самобытная древнейеменская цивилизация, достигшая расцвета между IX и V веками до н.э. Древние йеменцы занимались орошаемым земледелием, кроме того этот регион издревне был известен как Страна Благовоний. Древний Йемен играл также важную роль в торговле между Египтом, Восточной Африкой и Индией. Отсюда около VI века до н.э. эфиопо-семиты переправились через Красное море и расселились на Эфиопском нагорье. Походы ассирийских и вавилонских царей вглубь Аравии, намерение Александра Македонского завоевать Страну Благовоний говорит о достаточной важности Древнего Йемена в глазах людей I тысячелетия до н.э., однако и позже – в ранневизантийскую эпоху – интерес не уменьшился, и в V-VI веках три великие державы: Византия, Иран и Аксум стремились овладеть Аравией. Все это говорит не только о древности, но и достаточной развитости доисламских арабов. Другое заблуждение состоит в желании представителей других монотеистических религий (иудаизма, христианства) видеть в исламе лишь «искажения» и «неясные толкования» иудаистических и христианских верований (т.е. наблюдается тенденция – прямо прослеживаемая, например, в труде византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей» (Константин Багрянородный «Об управлении империей» 14-20) – считать мусульман лишь еретиками, либо происходящими от одной из христианских или иудео-христианских ересей). Мотивация создателей этой концепции совершенно понятна: желание представить ислам лишь одной из христианских ересей диктовалось необходимостью успешной полемики с его вероучением, однако, мусульмане немедленно приняли правила игры и в свою очередь объявили иудаистов и христиан сектантами, превратно истолковавшими откровения пророков Мусы и Исы, чьи учения изначально были тождественны учению Мухаммеда. Произошла в очередной раз обычная в условиях монотеизма цепная реакция претензии новой монотеистической религии на адаптацию богов предыдущих религий в своей среде. Это неизбежно, исходя из отправных точек монотеистического рассуждения, предполагающих единого и единственного бога (а если наряду с «истинным» монотеизмом бытуют монотеизмы «неистинные», неизбежно предположение об их связи с «истинным» монотеизмом, иное предположение представляется бессмысленным). Связь мусульманских и иудаистических верований, безусловно, существует, но она не «духовная», а генетическая, учитывая общее древнесемитическое происхождение арабов и евреев (хотя современные ближневосточные евреи генетически ближе всего к армянам, грузинам и другим народам Кавказа, а евреи Восточной Европы – к татарам (Назарова А.Ф., Асланишвили В.О., Алтухов С.М. Генетика и антропология народов Кавказа, и проблема происхождения европеоидов. // Цитология и генетика. 2004, том 38, N 5,с 45-56)), аналогично тому, как славянская мифология находится в определенном родстве с мифологией древних кельтов, восходя к общей древнеиндоевропейской мифологии. Если более внимательно рассмотреть коранические сказания, то они не обнаруживают полной идентичности с ветхозаветными. Коранические истории Нуха (Ноя) (Коран 7:57-62) и Лута (Лота) (Коран 7:80-82) могут иметь явную связь с иудаистическими и христианскими верованиями, но истории Худа, посланного Аллахом к адитам (Коран 7:63-70), Салиха, посланного к самудянам (Коран 7:73-77) и Шуайба, посланного к мадйанитам (Коран 7:83-91) являются оригинальными арабскими сюжетами (Пиотровский М.Б. Коранические сказания. М.,1991,с 58-61, с 66-67,с 75-77), а образы Нуха и Лута были арабизированы (Пиотровский М.Б. Коранические сказания. М.,1991, с 71). Также оригинален в Коране образ Ибрахима (Авраама) – «друга Аллаха» (Пиотровский М.Б. Коранические сказания. М.,1991, с 83-85). И лишь образы Юсуфа (Иосифа) и Мусы (Моисея), а также некоторые упоминания о древнеизраильских пророках не имеют никаких внутриарабских параллелей. Само по себе указание Корана на наличие в далеком прошлом (в случае мадианитян это II тысячелетие до н.э.) монотеистических традиций у арабских народов, хотя бы и в форме деятельности непосредственных посланников Аллаха, имеет ту же степень достоверности, что и концепция древнего монотеизма у евреев в XIV-VI веках до н.э., или еще ранее, если фундаменталистически считать монотеистами Авраама и даже Адама. Если же в подобных сюжетах видеть древнеарабскую фольклорную традицию, надлежащим образом обработанную составителями Корана (аналогично с древнееврейскими верованиями, переработанными и переосмысленными создателями иудаизма в V веке до н.э.), приходится признать, что речь идет об общей семитической традиции, которая развивалась в еврейской и арабской средах относительно автономно (хотя время от времени происходили переклички и заимствования), и, в конечном счете, монотеизм в Аравии сложился на местной основе, хотя и под влиянием других, уже существующих к этому времени монотеистических религий. Аллах – древнеарабский бог неба и дождя, создатель мира и людей, глава и отец богов. Он не был покровителем какой-либо определенной этнической группы и не имел святилищ. У северных арабов супругой Аллаха считалась Аллат, упоминаемая еще Геродотом (Геродот. История. I 131, III 8) и отождествляемая с Афродитой или Афиной (в Набатее); у арабов Центральной Аравии его женой почитали Уззу, чей культ был распространен гораздо шире (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 545); в других районах Аравии Аллат, Манат и Узза считались дочерьми Аллаха (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 61). Само слово «аллах» является заменой запретного имени божества и вместе с определенным артиклем означает «известный бог», «этот бог». Во многих местностях Аллах отождествлялся с другими богами: Хубалом (богом мекканского племени курейшитов – именно его первоначально символизировал черный камень мекканской каабы (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 606), чей культ, согласно позднекоранической традиции, пришел в Аравию из Моава) и верховным набатейским богом – громовержцем Душарой (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 415); отождествление античными авторами Душары (бывшего не только громовержцем, но и богом земледелия и виноградарства) с Дионисом, вероятно, указывает на то, что он был умирающим и воскресающим богом. В целом, хотя культ Аллаха генетически ближе к культу Яхве, чем культ Иисуса Христа, как сына Бога-Отца (Аллах и Яхве – неипостасные боги, и даже намечавшееся допущение в рамках исламской религии культов богинь Аллат, Манат и Уззы было решительно отвергнуто пророком Мухаммедом (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 61)), это разные боги и их невозможно отождествить. Согласно мусульманским представлениям об Аллахе, он не является богом прежде всего евреев, монотеизм Авраама был ханифизмом (Пиотровский М.Б. Коранические сказания. М.,1991, с 83-86), а не иудаизмом, и не отличался от учения самого Мухаммеда; более того – учение Мусы (Моисея) также было идентично учениям Ибрахима и Мухаммеда (Коран 42:11). Евреи – лишь один из народов, к которым Аллах посылал своих пророков, и в этом мусульманский интернационализм более последователен, чем христианский. Учения иудаистов и христиан, согласно Мухаммеду, появились как искажение древнего ханифизма, к тому же деятельность Ибрагима была связана скорее с Меккой (Коран 14:35), а неназываемый по имени в Коране сын Ибрагима, которого он едва не принес в жертву, согласно коранической традиции – не Исаак, а Исмаил – первопредок арабов (Пиотровский М.Б. Коранические сказания. М.,1991, с 82). Т.е. перед нами разработанная и последовательная система общесемитских генеалогий и верований, которую евреи и арабы толковали по-своему. Евреи считали Исмаила хотя и первым, но незаконнорожденным сыном Авраама, арабы наоборот, заявляли о его законнорожденности и первенстве по сравнению с Исхаком. Вопрос: кто у кого позаимствовал данные фольклорно-генеалогические сюжеты, лишен смысла, поскольку речь идет об общесемитских генеалогиях и верованиях, из которых лишь ветхозаветная еврейская и кораническая арабская версии дошли до нас в наиболее полном виде. Противники евреев – моавитяне и аммонитяне, если бы сохранились до нашего времени, сообщили бы ровно столько же гадостей о предках израильтян, сколько израильтяне сообщали в своих легендах о них, называя Аммона и Моава плодами инцестной связи (впрочем, в ряде древних мифологий священный инцест не нес отрицательной смысловой нагрузки). В целом исламская религия, вырастающая из местной ханифитской традиции (чье наличие точно установлено религиоведческой наукой), не может считаться лишь искажением классического иудаизма или христианства, и даже предположение о влиянии на пророка Мухаммеда периферийных сект не объясняет основного содержания исторической и догматической картины ислама. Пророку Мухаммеду очень повезло – он был неграмотен, а поэтому свободен от книжных влияний других монотеистических религий. Он не был «кабинетным» монотеистом, в отличие от некоторых поздних комментаторов и исследователей Корана.

Говоря о религиях, нельзя не упомянуть об атеизме, который является не столько самостоятельным мировоззрением, сколько негативной реакцией мыслящих людей на те очевидные глупости, которые верующие соединяют с антиномиями – т.е. непроверяемыми утверждениями в рамках своей веры. Даже если согласиться с Кантом о невозможности проверить и либо доказать, либо опровергнуть утверждение о существовании бога (или богов), то проверяемость и очевидная ложность многих утверждений верующих создает крайне дурную репутацию коренным антиномиям веры. Обычно в ответ на возражение о нелогичности и противоречивости религиозного взгляда на мир верующие говорят, что если бы религиозная картина мира была логична и соответствовала «мирскому» опыту человека, принять ее было бы проще простого, но бог, видимо, захотел усложнить процесс восстановления связи с человеком, а поэтому постоянно нарушает законы природы и общественной жизни, чтобы сформировать у человека некий, отличный от «мирского», «духовный опыт», который является критерием познания недостоверного с т.з. повседневного опыта. Здесь в очередной раз приходится сталкиваться с неотрегулированностью соотношения сакрального и профанного миров в религиозном сознании, которая совершенно фатальна и неустранима; и выходов из этого противоречия всего два: либо атеистическо-материалистическое отрицание несоответствий религиозного опыта научному, либо последовательное гностическое отделение сакрального и профанного миров. Ни первое, ни второе религиозное сознание себе позволить не может, хотя сектантские построения (в силу отсутствия у сект социальной ответственности и необходимости сообразовывать свои верования с окружающей реальностью) очень часто граничат с гностицизмом. Мнение религиозных историков о том, что «в древности» все люди были верующими, абсолютно неверно. Человек разумный – homo sapiens – на протяжении последних нескольких десятков тысяч лет не изменился ни физически, ни в плане своих умственных способностей, а поэтому утверждение, что несколько тысяч лет назад существовала некая «раса верующих» (отличающаяся от современной «расы неверующих»), совершенно несерьезно. Первобытные люди (равно как и люди древних цивилизаций, жившие 2000-3000 лет назад) отличались от наших современников лишь объемом знаний об окружающем мире, но никак не способностью анализировать эти данные, и если наши верующие современники игнорируют данные, противоречащие их картине мира, это не признак познавательной неспособности верующих, а лишь их сознательное нежелание отрекаться от верований, если это не представляет серьезной угрозы жизни и здоровью (общеизвестно, что, утверждая возможность «чудесного» исцеления путем наложения рук, христиане, тем не менее, не отрицают научной медицины и в первую очередь обращаются к врачу, а не к священнику – т.е. реальная опасность для здоровья приводит к отрицанию «чудес», и лишь в том случае, если современный уровень медицины не позволяет достичь излечения, человек вновь обращается к религии, причем из уважения к чувствам верующих он обязан признать себя исцеленным, даже если болезнь не прекратилась). Если бы люди прошлых веков обладали нашим уровнем научных знаний, многие религиозные концепции и верования просто не возникли бы. И хотя несколько тысяч лет назад не было как такового научного атеизма, сомнения в достоверности верований имеют столь же древнюю историю, что и сами верования. Уже в Древнем Египте появляются произведения, критикующие религиозный взгляд на мир. Древнейшим из них является созданная в эпоху Среднего Царства «Песнь Арфиста»:

«Тела исчезают, другие пребывают, так со времен предков! Цари, которые были до нас, покоятся в их пирамидах. Те же, которые строили гробницы, их мест погребения нет. Что сделалось с ними? Я слышал речи Имхотепа и Хардедефа, чьими словами говорят все. А что их места погребения? Их стены разрушены, их мест нет, как не бывало. Никто не приходит оттуда, чтобы рассказать, что с ними, чтобы рассказать об их пребывании, чтобы успокоить наше сердце до того, как вы пойдете туда, куда ушли они. Будь радостен, чтобы заставить забыть свое сердце, что тебя похоронят. Следуй своему сердцу, пока ты живешь! Возлагай мирру на голову свою, одевайся в тонкие полотна, умащайся чудесными, истинными мазями царей! Умножай удовольствия, которые ты имеешь, и не давай поникнуть своему сердцу. Следуй желанию его и благу своему! Совершай дела твои на земле по велению своего сердца и не печалься до того, как придет к тебе день оплакивания. Не слышит воплей тот, чье сердце успокоилось, оплакивания никого не спасают из подземного мира. Проводи день радостно, не унывай из-за этого. Ведь никто не уносит своего добра с собой. Ведь никто не вернулся, кто ушел» (Францов Г.П. У истоков религии и свободомыслия.//Научный атеизм. М.,1972, с 446).

Материалистическая и антирелигиозная философская школа Чарвака, основанная приблизительно в VI веке до н. э., — вероятно, наиболее яркая атеистическая философская школа Индии (название школы связывается либо с терминами «чару» и «вака», сочетание которых буквально означает «красивая речь», либо с именем философа Чуббака, который был скептиком и материалистом и написал трактат «Брихаспати-сутра» около 600 года до н. э.) Эта ветвь индийской философии классифицируется как неортодоксальная система и не рассматривается среди шести ортодоксальных школ индуизма, но заслуживает внимания как материалистическое движение в индуизме. До нашего времени не дошли тексты школы Чарвака, и наше представление об этой философии основано, главным образом, на критике ее идей другими школами. Школа Чарвака (другое ее название – Локаята) считает истинным постигаемое лишь непосредственным восприятием, существующим – только этот мир (лока), единственной реальностью – материю, целью человеческого существования – достижение наслаждения (Чанышев А.Н. Начало философии. М., 1982, с 156-163). Европейский атеизм восходит к досократической греческой философии, но не выделяется как отдельное течение до конца эпохи Просвещения. Греческий поэт Диагор, живший в V веке до н.э., известен, как «первый атеист» и ярый критик религии и мистицизма. Греческий философ Критий видел религию как человеческое изобретение, запугиванием помещающее людей в некоторые рамки морали. Греческие атомисты, прежде всего, Демокрит, пытались описать мир только материалистическим способом, не ссылаясь на духовность и мистицизм. К другим досократикам, вероятно, имеющим атеистические или агностические взгляды, относятся Продик, Протагор и Теодор. Сократ также обвинялся в атеизме, хотя его следует, скорее, считать первым гностиком. Эпикур оспаривал множество религиозных доктрин, включая жизнь после смерти и божественную сущность. Он полагал, что душа материальна и смертна. Хотя эпикуреизм не исключает наличие богов, Эпикур считал, что, если боги и существуют, то человечество им безразлично. Римский поэт I века до н.э. Лукреций утверждал, что если боги существуют, им безразлично человечество, и они не влияют на окружающий мир. По этой причине он считал, что человечество не должно бояться сверхъестественного. В поэме «О природе вещей» он изложил свои эпикурейские взгляды на космос, атомы, душу, мораль и религию. Римский философ Секст Эмпирик создал учение об атараксии («свободе разума» или «безмятежности души»). Его работы, уцелевшие в значительном количестве, существенно повлияли на последующих философов. Значение слова «атеист» изменялось на протяжении классической античности. Иногда ранних христиан называли атеистами за то, что те не верили в «языческих» богов и отрицали культ императорской власти. Религиозное сознание выдвигало против атеизма три основных обвинения: онтологическое, моральное и экзистенциальное. Онтологическое обвинение состояло в утверждении о невозможности объяснить существование реального мира без признания существования его творца. Однако, как было показано выше, религиозное сознание намеренно делит окружающий мир на сакральный и профанный и вынуждено находить оправдание для существования сакрального мира. Бесконечность реального мира, даже для уровня знаний на рубеже эр, представлялась столь же обоснованной, сколь и его конечность. Моральное обвинение состоит в том, что атеисты, не признавая бога, автоматически не признают всей морали и способны творить лишь зло. Теоретически то, что верующим, чтобы прилично себя вести, неминуемо нужен бог, всегда готовый их покарать за неприличное поведение, само по себе показательно, а практически, религиозное сознание (прежде всего в силу непреодолимого желания, во что бы то ни стало, переделать профанный мир в соответствии со своим представлением о сакральном мире, не взирая на жертвы) благословило массовое уничтожение людей по религиозному принципу (в этом религии существенно проигрывают «язычеству», которое не знало религиозных войн), и если ни одна религия до сих пор не одержала решающей победы над другими, это следует приписать скорее маловерию и недостаточной активности ее адептов, чем неким пацифистским настроениям по отношению к иноверцам («духовные» религиозные общины относятся друг к другу ничуть не лучше, чем «бездуховные» атеисты). Наконец, экзистенциальное обвинение касается отсутствия в атеизме учения о посмертном существовании человеческой личности. Впрочем, само по себе учение религий о наличии жизни после смерти не есть доказательство ее реального существования (обычно религиозные доктрины обосновывают ее правдоподобность из желания человека: если мы хотим, чтобы жизнь после смерти была, значит, она есть), и эта концепция может рассматриваться, скорее, как психическая анестезия, подавляющая страх смерти (который все равно существует даже среди самых твердо верующих людей), что может быть полезным с т.з. психотехники, но лишь в силу этого эффекта не есть истина. При этом, изучая религии, как исторический феномен, стоит помнить, что все вышеописанные религиозные баталии и метаморфозы привлекали внимание относительного меньшинства активной части общества, равно как и всего общества в целом, а значительная часть общества (даже в самые «темные века») относилась к религии с явным безразличием. Церковная популяризация истории христианства это отрицает и настаивает на том, что люди, жившие 100, 500 и 1000 лет назад, отличались от современных христиан гораздо более строгой религиозностью и более регулярным участием в церковной жизни, причем, без всяких исключений, а также отождествляют традиционную культуру современных народов Европы и Азии с религией, что также выглядит в большей степени пожеланием, чем описанием реальности. Все исторические факты, противоречащие такому взгляду, религиозными историками игнорируются либо расцениваются, как попытки очернить историю рассматриваемого народа.

Еще один феномен религиозного сознания, требующий освещения, - это т.н. сатанизм (а точнее, антисатанизм, если смотреть на этот феномен сознания с позитивно-религиозной точки зрения). Как уже отмечалось выше, создавая модель мира с единым богом как творцом и миродержцем материального (а также духовного: ангелов, душ людей) мира, религиозное сознание неминуемо было вынуждено возложить на этого единого творца всю ответственность за происходящее, тем более, что, будучи личностью, бог творит вполне сознательно и должен отвечать за результат творения (в том числе за результат творения свободы, в той степени, в которой свобода приводит к злу, или к тому, что считается злом; поскольку критерии зла всегда и везде очень расплывчаты, и если христианин-пацифист считает уничтожение людей даже нехристианских конфессий на войне абсолютным злом, христианин-патриот вполне допускает уничтожение в ходе военных действий даже своих единоверцев, если они представляют враждебную страну, и оба они могут привести неопровержимые сакрализованные аргументы своей правоты). Возлагать ответственность за зло на доброго бога религиозное сознание не может. Остаются два способа: либо верующий приходит к отождествлению всей окружающей реальности, как божественного произведения, с добром и вообще отрицает наличие зла в мире (подобная т.з. способна вернуть религиозное сознание к «языческому» мироощущению, но в условиях отсутствия у религиозного сознания «языческого» героизма как понимания индивидуальной роли человека в мире, не смотря ни на что и вопреки всему, а следовательно, отсутствия резистентности этому «пантеизму», она самоубийственна; к примеру, в этом случае верующие евреи должны считать лагеря смерти творением единственного (если никаких других богов нет) бога Яхве и не сопротивляться божьей воле; впрочем, у христиан и мусульман есть даже молитвенные формулы такого всеоправдания), либо субстанционально отделить добро от зла путем определенного мистического акта. Этим мистическим актом во всех религиях становится бунт и борьба сил зла (олицетворенных «прародителем зла») против сил добра, олицетворенных богом. Гениально простое, на первый взгляд, разрешение проблемы зла в мире, созданном добрым богом, однако, не решает ряда ключевых проблем, с которыми религиозное сознание не может справиться за всю свою 2500-летнюю историю. А именно проблемы хронологии зла и его носителей, их соотношений с добрым богом и их последующей судьбы. В зороастризме Ангро-Майнью – брат-близнец Спента Майнью (Гаты), он «князь тьмы» со свитой злых духов и, как правило, действует не сам, а через подчиненных ему демонических сил – дэвов (богов иранского дозороастрийского пантеона; и в этом плане зороастризм закладывает вполне легитимную возможность считать всех «язычников» и даже еретиков дьяволопоклонниками). В зороастризме не развилось единого представления о судьбе Ангро-Майнью: более ранние источники – «Замьяд-яшт» и «Денкарт» не считали возможным полное исчезновение фигуры Ангро-Майнью, в то время, как в «Бундахишне» утверждается, что Ангро-Майнью в конце концов будет уничтожен. Согласно представлениям иудаизма (в которых образ Сатаны долгое время был очень смутным), Сатана не является силой, равной Яхве. Яхве позволяет Сатане действовать в мире с тем, чтобы у человека был выбор между добром и злом. Подобная т.з. как бы легализует Сатану и низводит его до роли некого технического ассистента, вынужденного выполнять «грязную работу» за доброго бога. В талмудической Мишне Сатана упоминается нечасто, и почти всюду он выступает лишь как безличная сила зла. В Талмуде Сатана, однако, стал играть более заметную роль. Он часто именуется Самаэль, но далее в том же тексте встречается имя Сатан. Сатана отождествляется с «иецер ха-ра» (дурными наклонностями) и с ангелом смерти, но часто наделяется собственной индивидуальностью. В христианстве образ Сатаны столь же неоднозначен. Апостол Павел именует его Велиаром (2 Послание Коринфянам 6:15) и Искусителем (1 Послание Фессалоникийцам 3:5). В евангелиях Сатана назван Веельзевулом и Князем бесовским (Евангелие от Матфея 12:24), Диаволом (Евангелие от Луки 8:12), Лукавым (Евангелие от Матфея 13:19), а автор Евангелия от Иоанна везде в своем тексте именует его Князем Мира Сего (Евангелие от Иоанна 12:31, 14:30, 16:11). Откровение Иоанна, которое было окончательно принято в христианский канон лишь в начале IV века, гораздо чаще упоминает противника бога под именами: Аваддон (Аполлион) и Ангел Бездны (Откровение 9:11), Большой Красный Дракон (Откровение 12:3), Великий Дракон (Откровение 12:9), Древний змий (Откровение 12:9, 20:2). Велиар в ветхом завете упоминается для обозначения чужих богов, которые одновременно, в принципе, не существуют, но которые при этом опасны и вредоносны. Также сатана упомянут в кумранском источнике «Война сынов света против сынов тьмы» в качестве предводителя воинств «сынов тьмы» (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 227-228). Аваддон (в греческом варианте Аполлион) в древнееврейской мифологии, видимо, был богом смерти и загробного царства, и в ветхом завете он ассоциируется с шеолом (иудаистическим загробным царством) (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 23). Веельзевул (чье имя ‎ переводится как «повелитель мух») — в Септуагинте название ассиро-финикийского божества Баалзевув, одного из олицетворений Ваала; вероятно, он изначально был богом, спасающим людей от укусов мух (а также покровителем врачебной науки). Дьявол (буквально по-гречески «клеветник») – образ греческого происхождения. Сатана в христианстве понимается как бунтовщик, воспользовавшийся данной ему свободой для бунта против бога, и этим простым умозаключением христианство решает проблему ответственности бога за зло в мире (бог лишь «попущает» зло, но не творит его сам). Однако, совершенно неожиданно появляется другое, совершенно неразрешимое противоречие, уже не логическое, а онтологическое. В христианстве образ Сатаны проделал эволюцию от безличной враждебной силы до персонификации главного противника христианского бога, воплощающего те качества, от которых христианский бог отказывается сам или призывает отказаться верующих в него. Поскольку в христианстве с его сложной оценкой реального мира, которому христианское мировоззрение всегда, как минимум, не доверяет, а, следовательно, считает ряд его атрибутов: власть, богатство, изобилие, происходящими не от бога, либо находящими в распоряжении Сатаны, происходит сакрализация разного рода убогости «в этом мире» (ради последующего вознаграждения в сакральном мире), противнику бога, понимаемому как диаметрально противоположная сущность, приходится поднимать знамена тех качеств, которые в рамках позитивной христианской этики либо совсем отрицаются, либо находятся под подозрением. Дьявол в европейском искусстве и культурном контексте становится верховным носителем красоты, богатства, удачливости, власти, юмора, мудрости (как это не странно), и естественно (опять больная тема христианства!), наделяется повышенной сексуальностью. «Дьявольщиной» объявлялось все: начиная от явлений природы и кончая шумными танцами и песнями. И любой человек – христианин по вероисповеданию – в той степени, в которой он был подвержен влиянию «дьявольских» феноменов, имел все основания считать себя «сатанистом» (либо таковым его определяли наблюдатели). Будучи в начале своего существования антиправительственной (в религиозно-идеологическом, разумеется, смысле) подпольной организацией, христианство скоропалительно провозгласило, что «мир лежит во зле» (1 Соборное послание Иоанна 5:19-20), и, не смотря на последующий приход христианства как организованной идеологии к власти, это видение сохранилось, причем, не только в сектантских движениях, всегда более крикливых и заметных (что мешает оценить их реальный масштаб), но даже в самой господствующей церкви. Выхода из этого противоречия не было, и его действительно нет, если исходить из христианской картины мира, поскольку даже обещаемое «преображение» «сатанинских» феноменов в «божественные» отнюдь не гарантирует их сохранение. К примеру, Иисус Христос в Евангелии от Матфея однозначно заявляет: «В Царствии Божием не женятся и не выходят замуж, но пребывают как ангелы Божии» (Евангелие от Матфея 22: 23-32), и даже самые решительные защитники особой «преображенной» христианской сексуальности не могут утверждать, что Иисус Христос допускает возможность интимных отношений в царстве христианского бога. Впоследствии ислам гениально просто разрешит эту проблему, допустив существование джиннов – существ огненной природы, возможно враждебных человеку, но почитающих Аллаха (Коран 72: 11-15). Джинны смогли получить в распоряжение даже те феномены, которые в рамках ислама считались рискованными (впрочем, сфера подобных «греховных» феноменов в исламе куда уже, чем в христианстве). В конечном счете, образ Сатаны неотделим от образа монотеистического бога (неизбежно дополняя его в сфере творения зла), и нельзя быть сатанистом, не будучи христианином. Картина мира христианина и сатаниста идентична, различие лишь в симпатиях одной из сторон, и в итоге они вынуждены играть по правилам друг друга. Это сближает христианство с зороастризмом, хотя сатанизм в известной степени характерен для любой монотеистической религии (включая иудаизм и ислам). Поиск сатанизма в «языческих» верованиях сразу же обнаруживает важную для монотеизмов проблему – проблему отношения к верованиям «язычников» и других религий. В современном толерантном мире верующие вынуждены камуфлировать свое отношение к «инославным» и «иноверным» сложной системой ссылок на «волю божью», предоставляя расправу с ними своему богу (если лично верующим это запрещено законом), однако признать легитимность других религий означает не много ни мало умалить свою собственную. Поэтому в рамках религиозного мышления существует интерпретация «языческих» верований как более-менее откровенного сатанизма (поклонения бесам), а другие религии рассматриваются как ереси (неправильные интерпретации «истинной» религии). Как бы монотеист не оправдывался по этому поводу и не отрицал такую интерпретацию, она неизбежно задана самой по себе природой религии, как мировоззрения, в рамках которого онтологически существуют лишь одна истина и противостояние этой истине (множественное по форме, но единое по сути), как противостояние богу – т.е., следовательно, сатанизм. Первое неизбежно ассоциируется с «правильной» верой в «правильного» бога, а второе – со всем остальным, и хотя ортодоксия обычно соглашается на наличие в иных религиях и верованиях «следов истины», это признание обесценивается при малейшем столкновении «религии истины» с «религиями полуистины». Это позволяет несколько иначе трактовать образ Антихриста в христианском понимании. Антихрист – любой нехристиански настроенный деятель, вне зависимости от его убеждений, включая атеиста Бертрана Рассела, сатаниста ЛаВея и папу римского, на чем настаивают наиболее искренние протестанты.
Атеист отличается от верующего тем, что он уже ответил на те вопросы, которые верующий еще только задает.
ladimir
 
Сообщения: 1566
Зарегистрирован: Чт мар 25, 2010 14:24
Откуда: Санкт-Петербург

Re: ОСЕВОЕ ВРЕМЯ РЕЛИГИЙ Булат Владимир Владимирович

Сообщение ladimir » Вт мар 05, 2013 08:01

История возникновения и развития религиозных верований представляется на порядок сложнее, чем это следует из ортодоксальных, а тем более еретических систем знаний внутри самих религий. Исследователь неизбежно оказывается перед дилеммой: «оскорблять» чувства верующих, либо жертвовать научной добросовестностью во имя позитивного отношения к результатам исследования тех или иных групп верующих. Учитывая, что современное светское государство в целях поддержания мира и согласия внутри общества вынуждено умышленно врать, утверждая через общенациональные средства массовой информации о сходстве и даже тождестве всех религиозных верований, отлично понимая, что иначе верующие разных конфессий просто поубивают друг друга, второй путь не так уж нелеп. Однако, последовательное движение по этому пути в конечном счете превращает науку в «служанку богословия» и делает «религиозных» ученых посмешищем. Мнение современных фундаменталистов о науке, как о системе умозаключений, базирующихся на определенных верованиях (христианских или атеистических, - многие верующие всерьез считают атеизм чем-то вроде религии), абсолютно ложно. Подобно тому, как не может быть «еврейской» или «арийской» физики, не может быть «христианской» или «атеистической» науки, а если «еврейская» физика или «христианская» наука все же появляются как определенный феномен мышления, к настоящей науке это не имеет ни малейшего отношения. Наука совершенно нелицеприятна, она безлична, как безличен тот космос «язычества», который так недолюбливают христианские философы, и в этом плане она объективна. Дерево, растущее во дворе, видят представители всех религий и убеждений. Оно объективно и безлично, его можно любить или ненавидеть, но оно есть. Предмет верований хочет, но не может стать реальностью, поскольку становясь ею, он теряет свою личностность и превращается в безличный объект. Это коренное противоречие заложено в самой природе религии. Поэтому претензии религиозного сознания на научную объективность есть желание невозможного.

КОНЕЦ
Атеист отличается от верующего тем, что он уже ответил на те вопросы, которые верующий еще только задает.
ladimir
 
Сообщения: 1566
Зарегистрирован: Чт мар 25, 2010 14:24
Откуда: Санкт-Петербург

Пред.

Вернуться в История религий

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1